Море Осколков

Люди валялись на полу, плюясь и корчась от боли. Молили о помощи и, бормоча, звали маму. Сыпали бранью сквозь стиснутые зубы, рычали, кричали и истекали кровью.

Боги, сколько же в человеке крови. Скара поверить не могла, что так много.

В углу поставили прядильщика молитв, бубнить молебны Тому, Кто Сращивает Рану, и кадить сладковатым дымом из чаши, в которой тлела кора. Несмотря на это, вонь пота, мочи и всех жидкостей, что содержит тело, удушала. Скаре пришлось прижать ладонь ко рту, к носу, почитай к глазам — и глядеть, раздвинув пальцы.

Мать Ауд, вовсе не высокая женщина, царила здесь, возвышаясь над всеми — похожая уже не на персик, а на древо с глубокими корнями, что ими плодоносит. Лоб ее избороздили морщины, негустые волосы липли от пота к скулам, рукава закатаны, и видно, как под красными пятнами на предплечьях вздуваются крепкие мышцы. Мужчина, которым занималась целительница, стоило ей ощупать рану на бедре, выгнул спину, а потом заметался и завизжал.

— Кто-нибудь, держите его! — зарычала она. Рин оттерла Скару, поймала запястье раненого, не церемонясь, придавила его к столу. Мать Ауд извлекла из растрепанного пучка волос костяную иглу, зажала в зубах, продела нитку и принялась зашивать. Мужчина ревел, всхрапывал, брызгал слюной.

Скара припомнила, как мать Кире рассказывала про разные органы, поясняла их назначение, называла богов-покровителей. Она повторяла: принцесса должна разбираться, как устроен ее народ. Однако если даже знать, что внутри человека кишки, их лицезрение способно повергать в ужас.

— Они шли на приступ, взяв лестницы, — рассказывал Синий Дженнер. — Довольно храбро. Я б на их месте поостерегся. Видать, Яркий Йиллинг положил немало денег-колец тем, кто одолеет стены.

— Одолеть сумели немногие, — заметил Рэйт.

Скара смотрела, как над кучей грязных бинтов роятся мухи.

— Достаточно, чтобы натворить нам бед.

— Нам? — Она и не знала, что Дженнер умеет хихикать. — Видели б вы, что мы творили с ними! Если до возвращения отца Ярви нас не постигнут горести хуже, скажу я вам — нам крупно свезло. — Должно быть, Скару перекосило от ужаса, потому как он замялся, встретившись с нею взглядом. — Ну, это… может, да — не этим парням…

— Он нас проверял, — лицо Рэйта бледно, на щеках царапины. Скара и знать не хотела, как он их заработал. — Прощупывал, где мы уязвимы.

— Что ж, мы прошли проверку, — сказал Дженнер. — Во всяком случае, в этот раз. Надо бы опять выйти на стены, моя королева. Такой малый, как Яркий Йиллинг, не отступится после первой запинки.

К тому времени на стол сестры Ауд клали уже нового пострадавшего, пока служительница отполаскивала руки в лохани с трижды освященной водой, уже розовой от крови. Этот был крупнотелый гетландец, чуть постарше Скары; о том, что он ранен, говорило только темное пятнышко на кольчуге.

На шее Ауд побрякивал набор маленьких ножиков, нанизанных на шнур. Одним из них она рассекла сейчас ремешки доспехов, потом Рин стянула их со стеганым поддоспешником. Показался едва заметный порез на животе. Мать Ауд склонилась, надавила, следя, как сочится кровь. Мужчина охнул и распахнул рот, но издал только беззвучный выдох, задрожали одутловатые щеки. Сестра Ауд принюхалась к ране, чертыхнулась и выпрямилась.

— Здесь мне ничего не поделать. Кто-нибудь, спойте ему отходную.

Скара вытаращилась. Человека походя приговорили к смерти. Но лекарю не избежать страшного выбора. Кого еще можно спасти. А кто уже мясо.

Тем временем мать Ауд двинулась дальше, а Скара на трясущихся ногах, с желудком, подкатившим ко рту, еле заставила себя подойти к умирающему. Заставила себя взять его за руку. Спросила:

— Как тебя зовут?

Шепот его был не громче придыхания

— Сордаф.

Она стала выпевать молитву Отче Миру о даровании беспечального покоя этому воину. Молитву, которую в детстве, на ее памяти, пела мать Кире по умершему отцу. Слова с трудом покидали горло. Она наслушалась о доблестных смертях на поле брани. Больше не надо строить догадки, что это значит.

Раненый не сводил с нее выпяченных глаз. А может, не сводил с кого-то за ней. Со своих родных, к примеру. С недоделанного и недосказанного за короткую жизнь. С тьмы за порогом Последней двери.

— Что мне для тебя сделать? — прошептала она, столь же крепко сжимая его руку, как и он сжимал руку ей.

Он попытался заговорить, но вышло лишь проскулить, губы оросила кровь.

— Кто-нибудь, принесите воды! — заверещала королева.

— Нет нужды, государыня. — Рин осторожно разомкнула их сцепленные пальцы. — Его больше нет. — Тут Скара осознала, что рука молодого мужчины обмякла.

Она поднялась.

Закружилась голова. Колючий жар охватил ее.

Кто-то орал. Надсадно, бурливо, не по-людски. В промежутках меж воплями она слышала, как дудит прядильщик молитв. Курлычет, курлычет, выклянчивает помощь, вымаливает милость.

Она шатко двинулась к двери. Чуть не упала, вывалилась во двор. Стошнило. Чуть не упала в рвоту. Смяла в горсти подол, убирая с пути новой рвоты. Смахнула со рта длинную сосульку желчи. Привалилась к стене. Затряслась.