Йиллинг выпятил полноватые губы и звонко присвистнул.
— И торгуешь чудесным товаром. — Он пропустил ладонь сквозь ее волосы, намотал на пальцы тонкую прядь и слегка потянул, мазнув по щеке кончиком пальца.
— Так я выкуплю ее у тебя, купец? — задал вопрос Йиллинг. — За твою жизнь — почему нет?
— С удовольствием, господин, — вымолвил Синий Дженнер. Скара так и знала — мать Кире просто дура, раз поверила этому пройдохе. Она поглубже вдохнула, чтобы выпалить проклятие. Крючковатый палец разбойника впился ей в плечо. — Но мне нельзя ее продавать.
— По моему обильному и кровавому опыту… — Яркий Йиллинг поднял багряный меч и прижал плашмя к щеке, как девчушка — любимую куклу. Алмазное навершие разгоралось красными и желтыми искрами. — Один острый клинок рассечет целый моток любых «нельзя».
Седой кадык Дженнера подскочил от волнения.
— Я ей не хозяин, чтоб продавать. Она — подарок. От князя Варослава из Калейва самому Верховному королю.
— Ясно. — Йиллинг медленно убрал меч от лица, от прижатого клинка на коже осталось красное пятно. — Слыхал я, что Варослав из тех, кого страшится мудрый.
— По правде говоря, шутить князь не любит.
— Когда власть человека расцветает, его чувство юмора вянет. — Йиллинг нахмурился на кровавый след, что сам оставил между колонн. Между трупов. — Верховный король тоже такой же. Было б неблагоразумно лямзить у них подарки.
— На всем пути от Калейва я повторял те же самые слова, — сказал Дженнер.
Яркий Йиллинг щелкнул пальцами, словно треснул кнутом, глаза загорелись мальчишеским задором.
— Придумал! Мы подкинем монетку. Орел — ты забираешь эту милку в Скегенхаус, мыть ноги Верховному королю. Решка — я тебя убью и распоряжусь ею с большей пользой. — Он шлепнул Дженнера по плечу. — Ты что-то сказал, мой новый друг?
— Праматери Вексен это небось придется не по нутру, — сказал Дженнер.
— Да ей не по нутру вообще все. — Йиллинг широко улыбнулся, гладкая кожа вокруг глаз собралась в добродушные морщинки. — Но я склоняюсь лишь пред одной женщиной. И это вовсе не праматерь Вексен, не Матерь Море, не Матерь Солнце и даже не Матерь Война. — Он подбросил монету высоко: золото вспыхнуло под необъятным и тусклым сводом Леса. — А только Смерть.
Он выхватил монету из тени.
— Короля и крестьянина, господина и слугу, сильного и слабого, мудрого и глупого — всех нас ждет Смерть. — И он раскрыл кулак, на ладони сверкнула монета.
— Эхе. — Синий Дженнер уставился на нее. — Сдается, меня она еще чуток обождет.
Они неслись прочь сквозь разоренный Ялетофт. Горячий ветер раскидывал охваченную огнем солому, ночь вскипала криками, мольбами и плачем. Скара не поднимала глаз, как полагалось вышколенной рабыне, рядом не было никого, кто велел бы не горбиться, — и ее страх понемногу таял, превращаясь в чувство вины.
Они вскочили на борт судна Дженнера и тут же отчалили. Команда бормотала молитвы и благодарила Отче Мира за спасение от резни, весла скрипели, наращивая ритм, — пока меж ладей захватчиков они скользили в открытое море. Полумертвая Скара плюхнулась возле груза, чувство вины постепенно стекало в лужу скорби: она смотрела, как пламя охватывает прекрасный дворец короля Финна, а вместе с ним и ее прошлую жизнь. Огромный резной щипец чернел на огненном фоне, а потом обрушился в фонтане клубящихся искр.
Пожарище надо всем, что только знала принцесса, умалялось, Ялетофт стал далеким огненным пятном в темноте, паруса трепетали, и Дженнер приказал повернуть на север, в Гетланд. Скара стояла и глядела назад, глядела в прошлое. Слезы высохли на лице, когда ее скорбь смерзлась в холодную, твердую, железную глыбу ярости.
— Я еще увижу свободный Тровенланд, — прошептала она, сдавливая кулаки. — Увижу, как заново отстроят дедушкины палаты, а тушу Йиллинга Яркого расклюют вороны.
— Покамест главное, увидеть вас завтра живой, принцесса. — Дженнер снял с ее шеи невольничий ворот и укутал плащом ее дрожащие плечи.
Она подняла глаза, осторожно потирая отметину от серебряного шнура. — Я напрасно осуждала тебя, Синий Дженнер.
— Ваше суждение было недалече от истины. Я творил куда худшее зло, чем вы себе представляете.
— Зачем же тогда рисковал ради меня жизнью?
Он, похоже, на минуту задумался, почесывая подбородок. Потом пожал плечами.
— Потому что вчерашний день уже не изменишь. А завтрашний — можно. — Он вложил что-то в ее ладонь. Обручье Бейла — рубин наливался кровью при свете луны. — Кажется, это ваше.
2. Мира не будет
— Ну, когда же они появятся?
Отец Ярви сидел, прислонив к дереву сутулую спину. На коленях его умостилась древняя книга. Почти казалось, что он заснул: зрачки под отяжелевшими веками перестали скользить по написанному.
— Я служитель, а не провидец, Колл.