Море Осколков

И Колючка фыркнула и рассмеялась.

— Давно меня так никто не называл, я соскучилась…

— Но тебе же никогда не нравилось!

— За последний год многое изменилось.

— Здесь тоже… С ванстерцами война, король слег, праматерь Вексен не пускает в наши гавани корабли… но об этом потом.

— Да.

И Колючка медленно закрыла за собой дверь и привалилась к ней. И только сейчас поняла, как же устала. Так устала, что чуть не съехала по двери на пол.

— Мы вас ждали еще несколько недель назад! Я уже начала беспокоиться! Хотя нет, беспокоиться я начала прямо с того дня, как вы отплыли…

— Река замерзла, и мы ждали ледохода.

— Но я зря беспокоилась — ты вернулась. Полсвета объехала — и вернулась! И как ты выросла, боги мои!

— Ты ничего не скажешь по поводу моей прически?

Матушка протянула руку и заправила свалявшуюся прядку ей за ухо. Потом осторожно провела кончиками пальцев по исполосованной шрамами щеке.

— Главное, ты вернулась. Живая. Я слышала, как о вас рассказывали такое… Отче Мир, а это что такое?

Матушка ухватила ее за запястье и подняла к глазам, и свет из эльфьего браслета отразился у нее на лице, и в глазах заплясали золотистые отблески.

— Это… — пробормотала Колючка, — это долгая история.

Приветствия

Бранд сказал, что поможет им разгрузиться.

Может, потому, что это было благое дело. А может, потому, что он никак не мог расстаться с командой. Может, потому, что он боялся встречи с Рин. Боялся, что с ней что-нибудь случилось, пока он был в отлучке. Боялся, что она скажет, что это его вина.

В общем, поэтому он сказал: ну, корабль я в этот раз не подниму, уж не обессудьте, но разгрузиться помогу, и сказал себе: это ж благое дело, разве нет? Как выяснилось, совершая благие дела, многие не так уж и бескорыстны, да.

А когда они разгрузились и половина команды разбрелась в разные стороны, он обнял Фрора, Доздувоя и Ральфа, и они вспомнили, что Одда говорил, когда они плыли вниз по Священной, и смеялись над его шутками. И они смеялись и смеялись, пока Матерь Солнце не села за холмы, под которыми стоял Торлбю, и тени не сгустились над мачтой, которую узоры теперь покрывали сверху донизу.

— Смотри, как ты ее разукрасил, Колл! — сказал Бранд, разглядывая резьбу.

— Это рассказ о нашем плавании.

Колл тоже сильно изменился за время пути: по-прежнему дерганый и подвижный, но очерк лица стал тверже, а голос — ниже, и руки крепче. И он нежно провел ладонью по резьбе, в которой искусно чередовались деревья, реки, корабли и фигурки людей.

— Вот здесь внизу — Торлбю, Священная и Запретная текут вверх по этой стороне и вниз по той, а Первогород — он у самой верхушки. Вот тут мы переплываем море Осколков. Вот здесь Бранд поднимает корабль. А здесь мы встречаем Дженнера Синего.

— Какой ты у меня искусник! — сказала Сафрит, крепко прижимая его к себе. — Хорошо, что ты все-таки не сверзился со своей верхотуры…

— Точно, — пробормотал Бранд, разглядывая мачту словно впервые.

Колл показал еще фигурки:

— Скифр посылает Смерть на равнину. Князь Варослав перегораживает цепью Запретную. Колючка сражается с семью солдатами. Отец Ярви заключает союз с Императрицей и…

Тут он наклонился и кое-что подправил в коленопреклоненной фигурке в самом низу. Встряхнул свой видавший виды ножик и сдул стружку.

— А вот и я, мачту разукрашиваю.

Отступил на шаг и широко улыбнулся:

— Готово.

— Работа настоящего мастера, — веско сказал отец Ярви и провел сухой ладонью по затейливой резьбе. — Я думаю выставить эту мачту во дворе цитадели, чтобы каждый гетландец мог увидеть совершенные ради их блага великие дела — в том числе и плоды твоего труда, Колл.

И тут улыбки изгладились с их лиц, и на глазах выступили слезы, ибо они увидели: путешествие их подошло к концу, и пришло время расстаться. Их дороги сплелись в одну, и рука об руку они осилили долгий путь, но теперь они пойдут каждый своей дорогой, подобные листьям, что несет буря, и кто знает, в какую далекую гавань дорога их приведет… Но боги переменчивы, и, возможно, пути их снова скрестятся — кто знает, кто знает…

— Как же мне не везет… — пробормотал Доздувой, медленно качая головой. — Только нашел друзей — и они уже уходят. Злая, злая удача…

— Ох, ну хватит тебе стонать! Злая удача, злая удача… — рассердилась Сафрит. — Вот мужу моему точно не повезло — его угнали в рабство, но он не сдавался, изо всех сил он трудился, чтобы вернуться ко мне, никогда не отчаивался и погиб в бою, сражаясь за свободу своих товарищей!

— Так и есть! — подтвердил Ральф.

— Спас мне жизнь, — сказал отец Ярви.

— Чтобы ты мог спасти мою жизнь и жизнь моего сына.

И Сафрит пихнула Доздувоя в плечо, да так сильно, что серебряные браслеты на его запястье зазвенели.

— Смотри, как ты богат! Ты силен, здоров как бык, и денег у тебя куры не клюют, и у тебя есть друзья, с которыми ты, может быть, снова встретишься!

— Кого только не встретишь на кривой дорожке к Последней двери, эт точно… — пробормотал Ральф, задумчиво теребя бороду.

— Так что это огромная удача, просто огромная! — твердо сказала Сафрит. — Благодари бога, которому ты поклоняешься, за каждый день своей жизни!