Мор

Выругавшийся Валентин поднял бившегося в судорогах Ковача, усадил его обратно на стул и от души врезал под ребра. Бесноватый моментально заткнулся и принялся ловить воздух судорожно распахнутым ртом.

— О чем это он? — удивился Марк.

— Подожди, — отмахнулся я от экзорциста и спросил покрывшегося испариной Ковача. — Что вас так напугало, друг мой?

— Я знаю этот взгляд, — облизнул губы парень. — Знаю, что будет дальше…

— Знаешь? — Тут в голове у меня будто щелкнуло, и все кусочки мозаики сложились в единое целое. — Валентин, подгони карету.

— Но…

— Быстро!

Недоуменно глянувший на меня усач пожал плечами и отправился выполнять распоряжение, а я подался к Ковачу и тихонько спросил:

— Ты сосуд?

— Будто не знаете.

— О чем это вы? — удивился Марк.

Я ничего не ответил, прошелся вокруг Петера и уточнил:

— Ты сосуд, но ведь это не все?

Сосудами еретики называли несчастных, чьи души вмещали в себя потустороннюю силу, вытягиваемую из прихожан во время церковных служб. Такие люди были при всех храмах Единения, но большинство из них погибли во время войны — отдавая скверну Высшим, они всякий раз теряли и часть собственных жизней.

Только вот сосуды наполнялись клириками еретического культа, а Ковач…

Не понимаю.

— Да пошли вы! — неожиданно выругался Петер и сплюнул себе под ноги. — Ничего не скажу!

Я жестом велел экзорцисту обойти парня со спины и положил ладонь на голову бесноватого. Положил — и едва успел осадить нечистых, устремившихся в него, будто в Бездну. Невероятно, но вычищенная моим прикосновением душа Петера уже успела подернуться невесть откуда взявшейся скверной. Словно Ковач неведомым образом оказался связан с потусторонним.

Словно? Да нет — так и есть!

Вот ведь!

Теперь ясно, зачем парень понадобился Лансу — если кто-то из Высших пережил войну и гонения, то неиссякаемый источник скверны придется ему весьма кстати.

Бесов праздник!

— Делайте со мной что хотите! — заорал Петер. — Да я такое пережил, что вам и не снилось!

— И ты больше не боишься смерти? Не ты ли пять минут назад плакал и молил о пощаде?

— Да что вы знаете о смерти? Ничего вы не знаете! — выкрикнул парень прямо мне в лицо.

Я совершенно спокойно вытер со щеки брызги слюны и печально улыбнулся:

— Видишь ли, Петер, мы для тебя страшнее простых убийц. Много, много страшнее. Смерть — это то, что случается один раз, а у нас ты станешь умирать, полагаю, каждую декаду. Да — ты станешь корчиться в агонии всякий раз, когда экзорцисты будут выжигать из тебя скверну.

— Вам меня не запугать, — уже не столь уверенно заявил Ковач.

— В самом деле? Меня бы такая перспектива напугала до жути.

— Ты не экзорцист! Мне известно, кто ты такой на самом деле!

— Я не экзорцист, это верно. Я всего лишь официал ордена. — Вид серебряного перстня вогнал бесноватого в ступор. — А брат-экзорцист стоит у тебя за спиной.

— Это все обман! Обман, обман, обман! — зажмурился Петер. — Вы просто чудовище!

— Сейчас я чудовище на службе Церкви, а это многое меняет. И, если ты не согласишься с нами сотрудничать, нам придется тебя арестовать. А это, поверь, не в твоих интересах.

— Арестовать — за что? — презрительно скривился Ковач.

— За что? Дай подумать… Быть может, за совращение благородной девицы, старшей дочери некоего маркиза…

— Нет! — Ковач рванулся ко мне, но экзорцист усадил его обратно на стул. — Не впутывайте ее в это! — взмолился Петер. — Не надо, прошу вас, пощадите…

— Тебе стоило подумать об этом раньше.

— Я люблю ее!

— И что нам с того?

— Я сделаю все, что нужно, только не впутывайте в это Веронику. Если вы действительно слуги Церкви, проявите милосердие!

— Милосердие не должно препятствовать исполнению долга, — пафосно заявил Марк. — А наш долг — выжигать скверну из душ людских.

— Расскажи, что именно с тобой стряслось, Петер, и мы посмотрим, что можно сделать, — обнадежил я убитого горем парня. — Ничего заранее не обещаю, но, возможно, получится избежать огласки.

— Расскажу! Конечно, расскажу! — тут же согласился Ковач и его словно прорвало: — Я действительно был сосудом. Но меня превратили в него против воли! Вы не представляете, какие мучения испытываешь, когда в тебя проникает эта мерзость! Но еще хуже, когда ее вырывает Высший. Чувствуешь себя мертвым. Многие и умирали. Я выжил чудом.

— А когда еретики ушли, вдруг оказалось, что ничего не изменилось? — задал я наводящий вопрос.

— Да, так и случилось! — взвыл парень. — Не знаю почему, но скверна продолжала наполнять мою душу! День за днем, капля за каплей!

— Он связан с потусторонним! — охнул Марк. — Это невероятно!

— Мне хотелось лишь избавиться от этого проклятия, — не обратив внимания на возглас экзорциста, продолжил Петер. — Я не хотел умирать!

— Но больше не было Высших, забиравших силу себе…

— Да! И мне пришлось… пришлось отдавать ее окружающим. Понемногу, по чуть-чуть. Когда сосед снизу вдруг стал бесноватым, я перепугался и стал уезжать для этого из города. Ездил даже в Кланицу, лишь бы не отдавать одному человеку слишком много мерзости за раз…