Монастырь

– Да-да. В ее чреве. Наследник Глоу, будущий эорлин. Сигеберт, насколько мне известно, не оставил детей, Беорн даже не женат, а младший сын Теодрика пропал без вести. Так что, если с Беорном что-то случится, мое дитя раньше или позже станет королем. А если что-то произойдет со мной, ты, Хедин, проследишь за этим, иначе я явлюсь к тебе с того света.

– Опасно оставлять здесь мать вашего ребенка…

Элла кивнул.

– Я найду способ уведомить тебя о ее местонахождении. Иди.

Монах поклонился еще раз и, не ответив ни слова, вышел.

* * *

– Интересная история…

Тихий голос Хэвейда отчетливо разносился по подземелью. Эдвин слышал его очень хорошо, несмотря на то, что камера, где сидел монах, находилась в добрых двадцати шагах от той, куда бросили его самого.

– Я слишком верил людям, мой мальчик, полагая, что они разделяют мои устремления. Теперь же я не знаю, чему верить. Буква «f», говоришь? Эти люди охраняли Красную книгу, книгу огня, написанную, как говорят, самим Эогабалом. Все три книги опасны, хотя я до сих пор не могу найти ответа на вопрос, чем именно. Говорят, соединенные воедино, они дают невероятное могущество. Эти книги не должны принадлежать людям, ибо ничто не должно стоять выше интересов королевства. Всего-то требовалось найти их и доставить в Лонхенбург, но и здесь человеческие глупость и честолюбие возобладали. Поиски истины обернулись преследованиями магов и кострами, увы. Ну, что ж, по меньшей мере, я рад, что на совести Ордена не лежит смерть твоего отца и того солдата, Арна.

– Я был слишком самоуверен, – продолжил Хэвейд. – «Кто ты, – сказал мне давным-давно один старик, – что тебе дано видеть разницу между добром и злом? Ты бог?» А я не услышал эти слова. И был неправ. Что лучше: королевство, раздробленное на отдельные княжества, или объединенное злобной волей? И так получилось, что я всю свою жизнь положил на то, чтобы дать силу негодяю, погубившему своих братьев, и готовящемуся ввергнуть страну в хаос войны. И выходит, что мир в Корнваллисе царил до тех пор, пока ревнители старой веры хранили единство Трех книг.

В подземелье повисла тишина, нарушаемая лишь неровным стуком капель.

– Эй, – крикнул Эдвин, – вы спите?

– Нет. Но я слабею. Кровь продолжает течь. Есть такая болезнь, которую боги насылают на грешников: кровь не засыхает, не останавливается. Я хочу сказать тебе: ты должен…

– Должен что?

– Ответь мне: какие книги на земле самые древние? Самые первые? Я скажу: эти три. Красная, Черная и Синяя. Их написали, или, по меньшей мере, продиктовали боги. Слова, которыми они написаны, богодухновенны. Не только слова – каждая буква, ибо буквы являются божьим даром. Нет их – нет и слов, нет способа передачи мыслей, опыта и знаний. Ты понимаешь меня?

– Да.

– Та буква досталась твоему отцу не случайно. И ты должен принять ее, как наследство, как святую ношу. Эогабал следит за тобой, он следит за своим даром, он ждет, когда избранный исполнит свою миссию…

Хэвейд вновь замолк.

– Мастер!

– Да… найди способ вернуть Черную книгу. Передай ее Элле. Или сам… иначе равновесие будет нарушено. А теперь… я должен отдохнуть.

– И скорее, – тут же послышался вновь его шепот. – Книга у Беорна. Если он сможет прочитать ее, будет беда. Если он узнает, где оставшиеся две книги – беда еще бГільшая. Ты можешь остановить гибель королевства.

Эдвин немного подождал, вслушиваясь. Ничего, кроме стука капель. Ему стало не по себе: если старик действительно потерял много крови, он может не проснуться. И самое страшное, что это, похоже, никого не волнует. Король и тот мерзкий монашек завладели Черной книгой, и теперь Хэвейд им без надобности.

Эдвина бросили в подземелье около недели назад – счет точному времени он потерял, – и за это время ему только пять раз швыряли через решетку еду; последний раз это произошло уже давно, и он не поручился бы, что Хэвейда кормили с такой же периодичностью. А раз Беорн во главе орденской армии отправился в поход, то теперь об узниках вообще могли забыть.

– Эй! – крикнул он, услышав в ответ только эхо. – Эй, кто-нибудь!

Тишина. Поколебавшись мгновение, Эдвин пнул ногой решетку. К его удивлению, она хрустнула. Скорее, не она, а камень, в который были вделаны железные прутья. Эдвин лихорадочно принялся ощупывать кладку, сетуя на полную темноту, и в скором времени обнаружил трещину. Рыхлый камень крошился от старости, а может, от вечной сырости.

У Эдвина от волнения вспотели ладони. Если удастся выломать решетку, можно будет сбежать. Хэвейд рассказал ему об этом и о многом другом. В самом дальнем конце подземелья, у северной стены, есть поворачивающаяся плита, через которую обитатели верхних этажей могли, минуя стражу, тайно спуститься в тюрьму. Этот ход устроили по приказу самого магистра, и по его словам, о нем не знает никто.