Когда все сосуды были наполнены водой, шейх велел подойти к себе женам и детям и дал каждому из них почти по целой пинте воды. После этого всем им приказано было отойти и дать дорогу невольникам.
Женщины и дети безропотно покорились суровому голосу владыки.
Только после этого уже подошли невольники, и тут началась настоящая сумятица: вырывали друг у друга сосуды, наскоро наполняли их водой, залпом осушали по целой кружке и тянулись к воде, радуясь утолить так долго мучившую их жажду.
Шейх с усмешкой наблюдал за толчеей у колодца.
Часа через два после прибытия этого каравана к источнику подошел другой караван. Голах встретил прибывших настороженно. И, несмотря на традиционные приветствия, выставил на ночь охрану.
На следующее утро у Голаха состоялся длинный разговор с хозяином каравана, после чего все заметили, что он вернулся в свою палатку с недовольным видом.
Новоприбывший караван состоял из одиннадцати человек, восьми верблюдов и трех лошадей. Они шли с северо-запада. Кто они были и куда шли — Голах так и не узнал, а объяснения, полученные им от шейха, его не удовлетворили.
Несмотря на то, что Голах сильно нуждался в провизии и ему необходимо было как можно скорее возобновить истощившиеся запасы, он решился провести весь этот день у источника. Крумену удалось узнать, что шейх решился поступить таким образом, боясь неприязненных действий со стороны новоприбывших.
— Если он их боится, — заметил Гарри, выслушав соображения крумена, — так, по-моему, он должен уходить отсюда как можно скорее.
Крумен отвечал на это, что если предположение Голаха верно, и пришельцы действительно занимаются грабежом в пустыне, то они не тронут Голаха, пока он будет стоять у колодца.
Билл подтвердил, что крумен говорил правду: разбойники никогда не нападают на свои жертвы в харчевне, а всегда на больших дорогах, пираты не грабят кораблей в гавани, а непременно в открытом море. То же самое повторяется и на великом песчаном океане — Сахаре.
— Я бы очень желал, чтобы эти арабы оказались разбойниками и чтобы они отбили нас у Голаха, — проговорил Колин. — Может быть, они согласятся отвести нас к северу, где рано или поздно за нас заплатят выкуп. Если же нас поведут в Тимбукту, как заявил нам Голах, то мы никогда не выберемся из Африки.
— Об этом следует подумать теперь же, — сказал после некоторого раздумья Гарри. — Каждый день пути к югу удаляет нас от нашей родины и все уменьшает надежду возвратиться в нее когда-нибудь. Может быть, эти арабы могут нас купить и отвести на север. Что, если мы попросим крумена поговорить с ними об этом?
Все с этим согласились. Подозвали крумена и сообщили ему свои намерения. Он молча выслушал пленников и сказал, что никто из каравана не должен видеть, когда он будет говорить с арабами. Он подтвердил то, что заметили и сами мичманы еще раньше: Голах и его сын не теряли их из виду. И потому найти случай поговорить с арабским шейхом будет нелегко.
Вскоре невольники увидели, что арабский шейх направился к колодцу. Невольник встал и осторожно стал приближаться к нему. Но Голах его увидел и с угрозой приказал ему вернуться назад. Крумен согласно кивнул, но не особенно торопился повиноваться и сделал знак, что замучился от жажды. Остановившись рядом с шейхом спиной к Голаху, он принялся жадно пить.
Вернувшись назад, крумен передал Гарри, что ему все-таки удалось поговорить с новоприбывшим шейхом и сказать ему: «Купите нас, вы возьмете за нас потом хорошие выкупы.» На это шейх отвечал: «Белые невольники — собаки, они не стоят того, чтобы их покупать.»
— Значит, с этой стороны у нас нет никакой надежды! — грустно заключил Теренс.
Крумен покачал головой, как будто не разделяя мнения, только что высказанного молодым моряком.
— Как! Вы думаете, что еще есть какая-нибудь надежда?
Невольник сделал утвердительный знак.
— Как? Каким образом?
Крумен отошел от них, не дав другого объяснения.
Когда солнце собиралось садиться, арабы сняли свои палатки и ушли по направлению к высохшему колодцу, который Голах и его караван недавно миновали. Как только они исчезли за холмом, сын Голаха взобрался на вершину холма и оттуда следил за арабами, пока женщины и дети навьючивали верблюдов и складывали палатки.
Дождавшись, пока последние тени ночи спустились на землю, Голах отдал приказ продолжать путь по направлению к юго-востоку. Этим путем он удалялся от берега и отнимал у невольников всякую надежду когда-нибудь вернуть себе свободу.
Крумен, напротив, был по-видимому, рад, видя, что они едут этой дорогой.
Несмотря на ночное путешествие, Голах все еще боялся, что его нагонят арабы, и так велико было его желание насколько возможно увеличить между ними расстояние, что он сделал привал только тогда, когда солнце уже часа два стояло над горизонтом. Фатима, его любимица, несколько времени шла около него и говорила с ним очень оживленно. По жестам и поморщиванию бровей хозяина видно было, что он выслушивал важное известие.