Молодые люди

— Да, ребята… Замечательно, несмотря ни на что!

Они шли все дальше по обочине долгой дороги, и где-то на середине голых просторов, забывшись или движимая просто озорством, Лида разговорилась о самом сокровенном.

— Мне хочется все-все вам рассказать, ребята, поделиться с вами… — Она подхватила друзей своих под руку, сказала: — Слушайте меня внимательно. Слушайте хорошенько: его зовут Алеша, Алексей!

— Лесей.

— Нет, не Лесей. Смотрите мне на губы. Алексей!

— Лядно.

— Да не «лядно», — со смехом затормошила она обоих. — При чем тут «лядно»? Его зовут Алешей. Тысячу раз прежде слышала это имя — Алексей — и ничего. Было оно, как всякое другое: Миша, Ваня, Сеня, Коля, Саша… А теперь — Алексей, — произнесла она так, точно сама вслушивалась, как по-особенному звучит это имя, — и в этом имени для меня все-все. Понятно?.. А он… он в тот вечер уже как будто решился, уже сказал мне что-то про березку у себя дома и другое сказал, правда туманное очень, я не могла понять… Музыка играла, мы собирались снова танцевать. И вдруг все пошло кувырком, и я сама виновата… Уже сколько дней прошло, я нигде не могу его встретить… Очень это мне грустно, ребята…

Миша и Ваня не просто слушали — они внимали с жадностью. Кажется, ресницы над щелочками узких, как будто припухших, глаз ни разу не мигнули. Не имея надежды разобраться в смысле слов и в содержании понятий, Миша и Ваня с ласковой озабоченностью прислушивались к самому звучанию чужой речи, к музыке ее, старались разгадать тайну по интонациям голоса, по выражению глаз, по светлой, летучей игре улыбающихся губ — и, кажется, понимали, кажется, догадывались.

Без всяких переходов, сразу с открытого поля, начинался большой проспект, обсаженный деревьями. В нижних этажах были нарядные витрины с шелковыми и хлопчатобумажными пестрыми тканями, с муляжами всяческих колбас, окороков, сыра, с хитроумными сооружениями из всевозможных, изукрашенных яркими этикетками консервных банок, с нарядно одетыми восковыми красавицами, с выставками книг, мебели, галантереи, парфюмерии…

У самого начала проспекта была и первая в городе трамвайная остановка с затейливо кружевным, раскрашенным в зеленые и желтые тона павильоном ожидания…

Четверть часа спустя Лида вышла из трамвая вблизи своего дома, а Мишу с Ваней вагон помчал дальше, в западную часть города, где жили китайские рабочие.

9. Первый поцелуй

Вечер выдался еще лучше дня.

По календарному плану в красном уголке ожидалась лекция «Первые дни советской власти», а после лекции — картина «Профессор Полежаев».

Лида переоделась в свое любимое — в голубой мохнатый лыжный костюм и в пуховый, тоже голубого отлива, берет. Она позвала свою подругу, воспитательницу Тину, на крыльцо. Тина присмотрелась, как хлопочут дежурные распорядительницы вечера, — девушки расторопные, сообразительные, конечно, обойдутся они и без нее. Накинув пальтишко на плечи, она пошла с Лидой.

Уютно расцветились в домах вокруг окна. Веселым, предпраздничным многолюдьем шумели улицы. Проходили мимо крыльца женщины с покупками в сумках. Школьники и школьницы, возвращаясь с вечерней смены домой, перебрасывались снежками.

— Двадцать семь сорок девять! — неожиданно и таинственно объявила Тина.

Лида с удивлением покосилась на нее.

— Это номер машины горисполкома. Наверное, Антонина Петровна сейчас проехала… Ну, наша председательница горсовета! Интересно, куда она свернет — налево или направо?

Машина, только что пронесшаяся мимо крыльца, свернула направо.

— Так я и знала, в гостиницу. Сегодня открытие новой гостиницы и большого ресторана при ней. А где теперь твой Громов?

— «Мой»… Он такой же мой, как и твой.

— Маме своей скажи. Поссорились, что ли?

— Почему! Нет, никакой ссоры… А просто с неделю уже, как не виделись… Некогда… А ихнюю бригаду в центр перебрасывают. Кажется, он сказал, что на корпус «В».

— Напрасно тебе так кажется. Не мог он этого сказать. Корпус «В» давно укомплектован. Будет твой Громов строить либо корпус «Г», либо корпус «Л»… Стой! — внезапно перешла Тина на шепот. — Это он!

Тина провожала взглядом рослого плотного старика в очках с толстой палкой, прошагавшего мимо крыльца в сумерках медленно, но крепко и важно. — Конечно, он… — Тина громко окликнула: — Федор Степанович! — и когда старик оглянулся, бегом кинулась к нему с крыльца, проводила его до конца переулка и потом — очень оживленная, довольная — вернулась к Лиде. — Это знаешь кто? Это сам Плужников, — торопливо зашептала она. — Неужели ничего не слыхала? Плужников, Федор Степанович!.. Да боже мой, один из самых интересных людей в городе!.. Я сейчас договорилась с ним… Вот здорово! Он будет нашим гостем, через три недели, в субботу… Всем отказывает, а к нам сразу согласился…

— И откуда ты только про всех знаешь?.. Нет, правда, Тинка, в тебе королева репортажа пропадает. Ну, давай рассказывай — кто он такой, этот твой самый интересный человек?

— Да не будь его, знаешь, ничего здесь и не было бы. Даже нас с тобой здесь не было бы, а послали бы нас жить и работать совсем в другое место…