Молодые люди

Забавная история разыгралась с ними на самых первых порах, когда они еще не могли разобраться в наших деньгах. Была у китайцев первая получка. Кассир за крохотным окошком выдал одному четыре бумажки по пятьдесят рублей, одну трешницу и мелочью четыре гривенника и другому такую же точно сумму, но из двадцати десяток, трех рублевых бумажек и пары двугривенных. Отошли оба китайских паренька от кассы, держа каждый свою получку на раскрытой ладони. У одного много денег, у другого мало. Умора была на них глядеть — так они были расстроены. Проработали оба одинаковое число дней на растворном узле, заняты были на одной и той же операции, — почему же, почему одному выдали впятеро больше, чем другому? Тут либо явное недоразумение, либо обидная несправедливость. Вскоре они, расталкивая очередь, кинулись обратно к кассовому окошку, показывали деньги, возбужденно требовали объяснений… А старичок кассир с опущенными чуть не на самые ноздри очками ничего понять не мог; на беду поблизости не оказалось в ту пору ни одного переводчика. Кассир сверился по ведомости, снова пересчитал выданный китайским рабочим заработок, — все правильно! Пусть товарищи не сомневаются, успокаивал он, все в аккурате, здесь копеечка в копеечку, тютелька в тютельку…

— Тютелька! — растерянно пробормотал один китаец.

— В тютельку? — озадаченно переспросил другой.

И, отдалившись к подоконнику, они по-своему решили восстановить справедливость: деньги соединили вместе, после чего разделили их на две равные, по числу бумажек, половинки.

Тут-то и познакомилась с ними Лида. Она догадалась, в чем дело, ухитрилась знаками, улыбками, показательным сопоставлением бумажек разного достоинства растолковать им суть недоразумения…

Китайцы приближались к павильону. Одеты они совершенно одинаково: в синие ватники, синие, тоже стеганные на вате и поэтому круглые, цилиндрической формы штаны, и все в кепках. Детвора вокруг, побросав свои игры, как всегда, кинулась с разных сторон навстречу китайцам. Одному ребенку китаец надел на покрасневшие от возни со снегом руки сброшенные, повисшие на шнурках рукавички. С другого вот-вот готова была свалиться шапка, — и шафранная дружеская рука поправила шапку, приладила ее понадежнее. А двое самых крохотных уже оказались высоко в воздухе, прочно уселись на синие плечи, сидят там с гордым, ликующим видом, веселой скороговоркой щебечут на все обращенные к ним по-китайски вопросы, таинственным образом одолевая преграду разноязычия.

Лида окликнула в синей толпе своих приятелей.

Ваня вопросительно произнес в ответ нечто быстрое и короткое, выставив один палец.

— Как видишь, — утвердительно покивав, ответила ему Лида, — совершенно одна…

Миша ткнул рукой в себя, потом в товарища, сказал длинную фразу и, ворочая круглой головой, показывал на солнце, на сверкающие под карнизом павильона сосульки.

— Чудесный день, — согласилась Лида, — но гулять все-таки не хочется, ребята…

Еще один вагон пришел, ушел, все китайцы уехали, а Миша с Ваней остались подле Лиды.

— Лисапед! — вдруг почему-то произнес Ваня и к этому по-детски испорченному слову прибавил еще много других на родном языке.

Миша тоже высказался очень пространно, с мечтательным выражением лица и тоже упомянул два или три раза слово «лисапед».

— Хотите купить велосипед? — догадалась Лида.

— Купить, купить, — с радостным оживлением подтвердили оба. — Хорсё!

— Понимаю. Я видела в ваших картинах… Китайских фильмах! — пояснила она. — Я видела на картинах — в ваших городах всегда туча велосипедистов. Лисапед, лисапед! — одобрительно покивала она головой. — Правда, это удобно.

— Плавда есть. Плавда.

А из дальнейших, вполне уже китайских слов, сопровождаемых красноречивыми движениями рук и ног, Лида легко могла понять, что приятели ее мечтают к весне обзавестись собственными машинами.

— Да ведь денег много понадобится. Ничего?

— Деньга? Деньга есть! Хорсё есть.

И, радуясь вместе с Мишей и Ваней их мечтам, Лида изменила своему первоначальному решению, позвала прогуляться немного.

— Ладно, — сказала она, — пройдемся пешком до следующей остановки.

Следующая остановка отстояла в двух километрах по ту сторону пространной полевой ложбины, отделяющей завод от первых домов «соцгорода».

— Лядно! — уловил уже знакомое слово Ваня, но не трогался с места, вопросительно улыбаясь.

Не понял зова и Миша.

— Айда! — прибегла тогда Лида к этому, как ей казалось, интернациональному выражению, но так как и оно оставалось непонятным, девушка косо шагнула с площадки павильона, помахала друзьям рукой, приглашая следовать за собой.

Сквозь длинную ложбину тянется и трамвайный путь и шоссе с частым автомобильным движением. Пешеходам приходится пользоваться обочиной дороги, поминутно оглядываясь и сторонясь быстро мчавшихся машин.

— Совсем весной запахло. Чувствуете? — Лида рассмеялась, пожалуй, впервые так звонко после ссоры с Алешей в Доме техники. — У меня возле вас даже от сердца отлегло.

Внезапно остановившись, она сделала несколько глубоких вдохов.

— Дышишь — как вино пьешь!

— Хорсё! Очень хорсё! — последовал отклик в два голоса.