Мокрый мир

Другую эскадру – эскадру Балтазара Руа – предстояло найти. Заметить, сосчитать паруса, вернуться и рассказать. Если удастся уцелеть. Сынка послали на разведку, чтобы заговорщики не явились неожиданно. И вот куттер и другие суда с гафельными парусами (и, конечно, быстроходная гондола Георга Нэя) мечутся по Реке, возможно, под самым носом пришельцев, вглядываются в обманчивые огоньки-призраки. Вчера с «Гармонии», флагманского корабля союзной эскадры, заметили несколько галер падальщиков. Вражеские корабли рыскали за шхерами.

– Чешуйчатые отродья, – процедил сквозь зубы Сынок. – Змеиные дети.

Последняя фраза долетела до штурмана и рулевого. Переглянувшись, они вернулись к своим обязанностям; рулевой постучал согнутым пальцем по нактоузу. Куттер переваливался, волны накатывали на правую скулу судна.

С носа раздался крик впередсмотрящего, и по мокрой палубе босоного зашлепал матрос, спеша с сообщением.

– Что-то в тумане, капитан, – сказал штурман и, когда Сынок поспешил на бак, цыкнул в сторону черной от табака струйкой слюны.

Широким чеканным шагом Сынок прошел мимо шлюпки, покрытой сырой парусиной, миновал трюмную помпу, мачту, отогнал матроса взмахом руки – и тут почувствовал укол страха. Что там, в тумане? Вдруг слишком поздно, слишком близко… вражеская эскадра уже скользит за серой завесой перед самым его носом, а он ничего не сможет сделать. Не успеет предупредить, спасти, попрощаться. Принайтовленные пушки выглядывали из портов, жалкие, одинокие, по две с каждого борта. Сынок глянул на ядра, сложенные на консолях, и щекотный страх, боязнь не справиться, поднялся по позвоночному столбу.

Матросы висели на вантах над бортом, рискуя свалиться в воду. Боцман крыл их последними словами.

– Что там? – спросил Сынок, добравшись до бушприта.

– Я что-то видел…

– Что-то?!

– Не знаю… капитан.

Сынок уставился в туман. Превратился в слух. Ничего. Плеск воды у форштевня. Шелест кливера над головой. От напряжения заболели глаза. Что-то показалось в редеющей серой массе в двух румбах правее от курса судна – тут же исчезло, развиднелось или скрылось в тумане. Сынок разложил зрительную трубу, поднес к глазу и, слегка согнув колени, чтобы подстроиться под качку, стал смотреть вперед. Ничего. Поднял глаза: что видно из «вороньего гнезда»? Подозвал юнгу, чтобы не кричать – кто знает, что прячется в дымной мерзости, что может его услышать, – и отправил наверх.

Спустя минуту юркий, как калькуттская обезьянка, юноша соскользнул по мачтовому штагу.

– Ничего не разобрать, сэр. Как в кишках дьявола.

– Следите за языком.

Юнга забормотал извинение. «Выражается как пират… как я когда-то». Не пропитайся Сынок тревожностью последних дней, он бы улыбнулся. Наверняка.

Ветер набирал силу. Куттер уверенно шел в неизвестность. Туман заколыхался, пополз клочьями. Ну, что же там, что?

Капитан с треском сложил зрительную трубу и снова глянул на «воронье гнездо».

Он все еще чувствовал себя уверенней на высоте, карабкаясь на марсель или устраиваясь на краспицах брам-стеньги (подростком он часто засыпал здесь, убаюканный качкой), чем на шканцах, но любил сегодняшний день, как сбывшуюся мечту: красивый мундир, домик внутри крепостных стен, черноглазая невеста. Мама, видела бы ты своего сыночка!

Всем этим Сынок был обязан придворному колдуну Георгу Нэю, который в компании гондольеров-големов патрулировал Реку с другой оконечности Полиса. Кому из них повезет первому наткнуться на врага? Или скорее – не повезет.

Сынок сунул трубу в карман плаща и, цепляясь за ванты, полез на мачту.

Направил окуляр по курсу судна, повел вправо… Вдруг вспомнил Томаса. Не Томаса Дамбли – кривоногого казначея с круглым брюхом, который часто совался в ремонтные доки, ходил туда-сюда, принюхивался и присматривался, открывал и закрывал бухгалтерскую книгу. А матроса Томаса, седовласого здоровяка, обучившего Сынка речному делу.

У Томаса был удивительно зоркий глаз, орлиный, и звериное чутье на опасность, которое не раз спасало судно от рифов и пиратов. «Мне бы твой нюх», – подумал Сынок.

– Капитан! Капитан!

Сынок не сразу понял, кого зовут. Широко распахнутыми глазами смотрел, как в разрывах грязно-молочной мглы над рекой проступает длинная странная тень, испещренная желтыми огоньками. Как тень распадается на темные трапеции и треугольники, очерченные низким блеклым солнцем: десятки, сотни…

Паруса на реях и штагах вражеской армады. Ветер туго надувал черную парусину, на которой терялись линии риф-штертов.

Куттер прошел еще немного, и стали видны черные корпуса над водой, осклизлые и бугристые, точно обмотанные кишками. Хищные клювы бушпритов. Двухпалубные и трехпалубные линейные корабли в окружении фрегатов и галер. Огромная черная стая. Падальщики и пираты.

– Капитан! Прямо по курсу! – голосил матрос, но Сынок уже скинул оцепенение.

Смешанная эскадра ждала возвращения куттера из разведки. Ждал Полис. Ждала Кшитидж.

– Всем наверх! К повороту оверштаг!

– Есть, сэр!

– Считайте их! Не упустите ни одного!

– Есть, сэр!