Мокрая вода

Мужчина расчётливо вбросил пригоршню воды. Камни трескуче зашипели, принимая влагу. Топка выдохнула облачко пара. Жар повлажнел и почти сразу усилился.

Мужчина проделал так несколько раз.

– Ну, как?

– Хорош! – ответили из угла. – Лучше повторить через короткое время.

Мужчина задвинул черпаком крышку, положил его в тазик и не спеша взошёл на полок, пригнулся.

– Экватор! – втянул через зубы воздух. – Хорошо, Господи!

Боб встал с лавки, опоясался полотенцем. Сходил к тазику, смочил веники и принялся «обхаживать» ими спину и бока Геныча. Сделал несколько заходов и сам раскраснелся почти так же, как Геныч.

– Переворачивайся.

Геныч лёг на спину, прикрывая левой рукой причинное место.

– От поэтому хрен всегда влево смотрит, – прокомментировал небольшой мужичонко, сидевший на полу на коричневой фанерке. – Ещё в древности мущщына бежал на зверя с копьём в правой руке, а чтобы корень не болтался, он его левой рукой придерживал. И с тех пор – налево повернут. Академик Павлов доказал, великий русский ученый. Обследовал десять тыщщ мущщын и установил. Факт!

– Говорят, когда он умирал – рассадил вокруг учеников, и они записывали: вот сейчас пальцы похолодели, а вот уже коленки. До последнего вёл научные наблюдения, – поддержал с лавки напротив большой мужик с висячими боками и складками от подмышек до задницы.

В парилку вошли лефортовские, и мужики умолкли.

– Ну, будя, – попросил Геныч. – Шибко не гони по-первому разу.

Боб передал веники Михалычу, и они с Генычем вышли в моечную. Прошли к бассейну, разулись, поднялись по ступенькам и ринулись в ледяную пучину.

Вода бурно пролилась через край. Дыхание остановилось, тело покалывали миллионы острых иголочек. Боб проплыл от края до края – примерно метра три, вылез. Дышалось хорошо, свободно, студёный клин из горла исчез, тело раскраснелось мраморными разводами, от него поднимался пар.

– Благодать! – сказал радостно Геныч.

– Не успеешь совладать – опять благодать! – поддержал его старичок, знаток трудов академика Павлова, осторожно взбираясь по мокрым ступенькам.

Вернулись в купе. Приятная усталость, прохлада. Компания за большим столом ушла, и кореец Юзеф убирал за ними мусор. Непроницаемое лицо. Идеальный вариант обслуги – молчаливый, нетребовательный и трудолюбивый. А что он думает при этом…

Боб разлил чай. Геныч сходил на весы.

– Полтора кило всего скинул.

– Сейчас чаю попьёшь и снова поправишься.

Геныч потрогал бока.

– Надо немного сбросить.

– Массовый психоз! – успокоил Боб. – Ты же не толстый, а в меру упитанный, в расцвете лет и сил!

– Думаешь? – с надеждой спросил Геныч. – «Я старый, три года не был в бане, меня девушки не любят!»

– Нормально, не комплексуй!

– Ноги слегка коротковаты! – всё-таки нашёл изъян Геныч.

– С такими данными охотно берут в секцию плаванья! Конечности получаются, как плавники!

– Да уж поздно в секцию, – грустно ответил Геныч.

Вернулись остальные участники действа.

– С лёгким паром! – сказал Михалыч.

– Спасибо! С лёгким!

– Я после третьего курса в стройотряде был, в Болгарии, – рассказал Геныч. – Там студенты были из разных стран. На археологических раскопках работали. После работы – душ. Задумал им сказать на немецком языке – с лёгким паром! Мучились, мучились, а вытанцевалось в итоге «лихт вассер» – лёгкой воды! Не передаёт всей прелести. Возили нас и в турецкие бани. Валяешься на горячем, потеешь, водичкой поливаешь себя из мисочки, грязь размазываешь – не понравилось.

– Я в Вене, – продолжил тему Михалыч, – решил сходить в баню. Ну, думаю, общая – как у нас. А там, оказывается, общяя – это все вместе, и женщины, и мужики, и дети – такой получается колхоз!

– Ну и как впечатления?

– Да всем всё пофигу, никому ни до кого дела нет! Молодых не было. Меня одна баскетболистка на пятом десятке – конь, а не баба, как в угол задвинула!

– Кадрилась, что ли? – спросил Геныч.

– Да какой там!

– Я стока не выпью? – засмеялся Геныч. – Из этой серии?

– Именно!

– А парилка у них как? – заинтересовался Мефодий.

– Вставляешь такой… блок-коробочку, паром обдашь и дышишь. У нас лучше – целое действо, спектакль, можно сказать! И – общение же, вот что главное!

– На Руси баня долго общей была, – сказал Василич. – При Иване Грозном разделили на мужскую и женскую, а всё равно семьями парились. Позже Екатерина Вторая специальным указом разделила, но – банщикам, врачам и художникам разрешали вход на другую половину. При Петре Первом специальная банная канцелярия была. Только конструкция практически не менялась до сегодняшнего времени. Цари менялись, а баня – нет.

– Ну что, господа, – предложил Геныч, – на второй круг?

Потом пили чай, молчали – по-хорошему. Расслабленность, лёгкость и бездумность.

– Пойду подубасюсь напоследок, – сказал Василич.

Вскоре вернулся, скинул полотенце, повернулся спиной:

– Гляньте-ка, лист нигде не приклеился?

– Не-а, – сказал Геныч.

– Я тут как-то после бани ночью просыпаюсь, думаю – что там чешется под лопаткой? Оказалось, лист приклеился!

– Зря, штоль, пословицу придумали, – сказал Боб, – про разные выигрышные места.