Выпили. Чудненько хрустела капустка, огурчик пружинил на зубах, возбуждал жажду. Но квас стоял в холодильнике, ждал своего часа, а рюмки наполнили вновь.
– Василич, а скажи-ка мне – понравилась ли тебе тантра? – спросил Геныч.
– Честно?
– Тока так! А к-к-как ещё между товарищев?
– Да я посидел, музыку послушал, Лейле-Кристине этой помог реферат доделать, по экономике транспорта. Поговорили. Хорошая девчонка, одна у мамы, без папы росла, ну кто её защитит?
– Так удочерил бы! – сказал Геныч.
– Зачем вот так сразу! Между прочим, им с такими «перцами», как я, интереснее! Что ей ровесник расскажет? Как ухаживать будет? Да у него одна извилина в башке! А в ней – одни блядки!
– А вы посидели в обнимку, поплакали.
– А чё-то мы тосты трубим, а песен не поём? – бодрым голосом спросил Василич.
– Действительно! – вскинулся Геныч. – Какая ж свадьба без баяна!
– У меня отец строил железнодорожные мосты, – заговорил Василич. – Жили, как правило, в рабочих посёлках. Несколько компаний образуется, в каждой свой гармонист.
Выпьют – и на улицу, и давай песняка, кто кого перекричит. Мороз, жара – неважно, главное – что поёшь и как! Арии из опер не катили по простым соображениям – долго и не у каждого получится, поэтому частушки – первое дело! Я их много до сих пор помню. Особенно самую первую – с улицы принёс:
Родители в шоке – такой политически подкованный сын растёт, а вокруг – «как в трамвае: одни сидят, другие трясутся»!
– Сколько ж тебе лет, Василич? – спросил Боб. – Седины – немного!
– Седина бобра не портит! Чего тут кокетничать – не дама! Шестой десяток в полный рост!
– Ну, не скажешь! – удивился Геныч.
– Возраст – он не на морде, глубже – в душе! – Василич встал, подпёр указательным пальцем щёку:
Геныч поднялся в полный рост, распрямил плечи, задвигал ими, затряс:
– Экспромт! – закричал Боб. Мужики, слухай сюда!
– Неплохо! – одобрил Василич. – По горячим-то следам! Берём в свою команду!
Вдвоём с Генычем подхватили стол, к стенке приставили. И пошли друг за другом.
– Частушки бытовые, завиральные! Мы тоже робяты – не подарочек!
А уже Василич шёл по кругу следом за Генычем, приплясывал:
– Опа, опа! Зелёная ограда! Девки вые…и кота! Так ему и надо! – Геныч уже пьянел, и это было заметно.
– Достойно! – закричал Геныч. – Вот это любовь! Знойная Африка! Дышать нечем!
– Хорошо! – Василич раскраснелся, но двигался легко.
– А ну-ка поддай! Рязань – косопуза, Пенза – толстопята! – подзадоривал Геныч.
Василич засмеялся, развернулся, плечо опустил слегка.
И – без перерыва:
– Всё, – Геныч запыхался, – я – пас! Василич победил.
Вернули стол на место, налили и выпили.
– Когда перестройка грянула, – похвалился Василич, – в журнале «Огонёк» опубликовали подборку частушек, на целый разворот. Ни одной новой не нашёл! Все до одной знал!
– А! Вспомнил! – крикнул Геныч:
Василич тут же подхватил: