В альбоме были фото девушек. Лица, полуприкрытые прозрачными накидками или искусно скрытые в тени, подготавливали «интригу» будущих встреч.
Цены в прейскуранте разные:
– Платиновый релакс (с последующим включением «всего тела»), двухчасовой: 2400 руб;
– Золотой релакс («тотальный уход от проблем»), полтора часа: 1850 руб.
– Серебряный («наслаждение от прикосновений»), один час: 1300 руб.
– Обычный (ознакомительный): 1100 руб. в час. Очевидно, эта цена должна была напомнить о сказках «Тысячи и одной ночи».
Геныч чувствовал себя уверенно, а Боб с Василичем – не очень. Оба попали в такое заведение в первый раз.
Геныч выбрал Зухру, Василич – Лейлу. Боб не знал, на ком остановиться. Если бы не компания, он уехал бы к себе в Бирюлёво и почитал.
Геныч быстро перекинул несколько страниц и ткнул пальцем в Наргиз. Подмигнул и поднял большой палец. Боб согласно кивнул.
Охранник поднял руку. Вышла вызывающе накрашенная дама за сорок. Все повторили ритуал. Она улыбнулась и исчезла. За ширмой произошло небольшое движение.
Охранник махнул рукой – следуйте за мной!
Небольшой коридорчик, слева и справа по три двери. Тёмно-зелёный палас заглушал шаги. В полной тишине охранник указал пальцем – кому в какую дверь зайти. Проследил за ними, пока не скрылись за дверьми.
Комната в стиле восточных сказок, но без роскоши. На широком ложе с резной деревянной спинкой – пурпурное покрывало с широкими оранжевыми полосками. Над ложем два изображения в индийских одеяниях, лицом друг к другу. Подписано восточной вязью – Шива и Шакти. Плотные шторы, полумрак. Свечи по углам, дурманящий аромат благовоний.
Протяжная индийская музыка.
– Вам помочь? – шепоток сзади.
Молодая женщина в шальварах и короткой жилетке. Грудь, неестественно упругая, дразнила сосками. Лицо славянское, но чёрные густые брови, прорисованные на переносице, яркая косметика, «бездонные» глаза делали её лицо «восточным».
– Я сам, – громко сказал Боб, – пока ещё в состоянии.
– Тс-с-с, – она приложила пальчик к губам. – Не надо разговаривать.
Музыка и благовония успокаивали, усыпляли. Боб разделся, замешкался с трусами, застеснялся не по-взрослому и остался в них.
– Там за ширмой – душ, – тихо сказала она.
Слева от входа за драпировкой оказалась душевая со сдвижными стенками. За ширмой он сдвинул её в сторону – такая же кабинка. Похоже, одно помещение разделили на два.
Поплескался под душем.
Вспомнил про «часы». Представил себе счётчик, как в такси. Накинул белый махровый халат и вышел.
Его одежды не было, куда-то её спрятали. Чтобы не раздумал?
«Наргиз» почтительно склонилась, прикрыла лицо – ладошки домиком – покорную рабу изобразила. Приблизилась мелкими шажками. Неспешно, ловко раздёрнула узел на поясе. Провела ладонями по его плечам, халат скользнул к ногам.
– Ложитесь на живот, руки вдоль тела, – шепнула в самое ухо, возбуждая лёгким касанием.
Послушно лёг. Прикрыл глаза, уловил новый запах. Сквозь смежённые веки – пламя свечей. Колеблется, блики мелькают. Музыка и благовония. Ни зимы за окном, ни печалей – лёгкость осталась.
Она мягкими, уверенными движениями плавно массировала спину от самого затылка. Масло делало касания невесомыми, нежными, согревающими. Одно движение перетекало в другое, словно мячик перекатывался под её руками.
Одна ладонь снизу, другая сверху. Потом наоборот. Спина, ягодицы, ниже – между ляжками, по ногам.
Пятки, ступни – и вновь от плеч.
– Ложитесь на спину. – Опять вкрадчиво, еле слышно.
Он перевернулся.
Она уже только в шальварах. Небольшая грудь, круглая, аккуратная, крупные тёмно-вишнёвые соски. В руках изящный флакончик. Тонкая золотистая струйка стекла в ладошку. Отвела его руки от туловища, нежно прикоснулась к плечам, разминая, массируя. Глаза приблизились, тёмно-коричневые, почти чёрные. Боб отразился в них.
Лёгкий пушок по овалу лица, подсвеченного трепетным пламенем свечей.
– Вот откуда это восточное выражение – «персик», – подумал он.
Она прикоснулась сосками к груди Боба, медленно опустилась и скользнула вдоль его тела вниз. В нём вспыхнуло нарастающее желание. Она качнулась, груди поочередно прикоснулись к члену, которым сейчас можно было играть в лапту.
И снова – её глаза-глазища! Гипнотизирующие, бездонные, как южное ночное небо.
Она ворожила руками, и тепло волнами расходилось по всему телу.
Боб расплавлялся, умирал и рождался вновь. Не было ни времени, ни места, а была могучая энергия, которая уносила его в неизведанное. А руки, чудо-руки уже взлетели к плечам, и хотелось, чтобы они вернулись туда, где были только что!