Мокрая вода

– Завтра? Тяпница! Она же – питница! – сказал Геныч. – Всеобщий курултай, большой хурал, лойя джирга, Малый Совнарком и тэ дэ!

– Пьянству – бой! Хочу предупредить сразу!

– Угу! Зарекалась…

– У меня два билета на концерт Виктора Третьякова.

– Это который скрипач, что ли? Только не скрипачи!

– Автор-исполнитель.

– Слышал про такого! И где же это действо запланировано?

– В «Глухаре на току». В двадцать ноль-ноль.

– Это чё, кабак? Или жареный кабачок?

– Бард-кафе, там много уважаемых бардов отметилось.

– Ты меня вместо любимой девушки «подписываешь»? И много там будет наших?

– Ой, много! Лёва Новожёнов… Ицка, Борух, Хаим, Хайволох! – засмеялся Боб.

– Погоди, Бобыч! Ты счас про что?

– Это Гоголь. Николай Василич. «Тарас Бульба». Помнишь место, где он отправляет лазутчика в город? Узнать про Андрия?

– Так-так-так!

– Лазутчик возвращается, и Тарас Бульба его спрашивает: «Много там наших?»

– А-а-а! Нет, не помню!

– Ладно, проехали. Так на тебя рассчитывать?

– Давай я тебе завтра после двух на мобилово цинкану.

– Идёт.

– Будь. Спокойной ночи, Бобчинский!

– Хороших сновидений.

Он убрал закуску и водку в холодильник. Крошки не стал сметать специально – оставил усатым соседям.

Будильник еле слышно тикал.

– Наверное, умрёт под утро, – подумал Боб. – И начнётся новая эра.

Спать не хотелось, но Боб лёг, накрылся одеялом до подбородка. Лежал, согревался. Смотрел в окно сквозь тюлевые занавески. Небо затянуло тучами. Лазерная подсветка шарила по ним, словно кто-то вошёл в комнату и осветил фонариком высокий серый потолок. Так было однажды в пионерском лагере. Давно, в прошлом веке.

– Воспоминания стали, как «огненная вода» для туземца. Шесть лет идёт свет от ближайшей звезды к Земле. Сколько надо времени для того, чтобы пробиться к себе? Понять основные мысли, ключевые. Те, что питают и наполняют жизнь смыслом. Надо говорить с Богом о людях, а не с людьми – о Боге! Спать надо. Завтра вставать рано, и день будет длинный, но – пятница!

Уже отплывая в дрёму, зарифмовал:

Искрясь стихами,
Словно юноша влюблённый,
Молю – хотя бы эсэмэскойпозови.
Во мне вращается космический локатор,
Он пеленгует импульсы твои.

Засмеялся этой несуразице:

– Очередной шедЭвр! Я встречу её! Обязательно!

И уснул.

* * *

Приснился сон – в цвете, чего давным-давно не случалось.

Серебристый рекламный дирижабль плавно опускается к земле. Открывается сбоку люк. Выкидывают трап. По нему сходит стройная женщина в скафандре и шлемофоне. Спереди, на кармане, крупно написаны какие-то знаки. Она одна. Никого вокруг. Тишина. Снимает шлемофон. Боб выходит из-за дерева. Всматривается в лицо. Да, это она! Давешняя незнакомка! Только вот стала брюнеткой и стрижка короткая, ёжиком на затылке. Очень её молодит.

– Вы – Нина? – робко и радостно спрашивает Боб.

– Да. – Она опускает большие глаза. Протягивает маленькую ладонь для знакомства.

– А я – Боб. Борис. И очень давно вас ищу. – Он берёт её руку. Но рука почему-то в боксёрской перчатке. Он смущается. Пытается стянуть её с руки. Но перчатка обмотана в запястье скотчем.

– Почему вас плохо слышно? – улыбается Нина.

– Я в респираторе.

– Вы простудились?

– Нет. Так встречают космонавтов. Да и машинистам метро положено надевать респиратор. Новые правила требуют.

Он наклояется и через респиратор целует ей руку.

– Как долетели, Нина?

– Шесть лет, как фотовспышка.

– Так вы издалека? Вы нинапланетянка?

– С ближайшего «орешника», – улыбается она ямочками на щеках. – А откуда прилетели вы?