Мокрая магия

Его поступь отличалась великолепием и источала спокойную уверенность; он грациозно нес свое грузное тело. За объемистой фигурой развевались полы дорогой мантии. Он сладострастно провел рукой по телу, наслаждаясь искусным и изящным тиснением тончайшей ткани, соперничающей с паутиной. Глаза на самодовольном лице были полуприкрыты, радужно поблескивая из-под тяжелых век. Цвет их беспрерывно менялся, но любой оттенок был бесподобен.

Его снова покинул покой. Ему было хорошо знакомо это ощущение лихорадочного недовольства, разрастающегося где-то на краю сознания. Пришло время снова начать охоту за опасностями. Давным-давно, когда он только начал строить свою сокровищницу, ему было довольно одной красоты. Теперь ее недостаточно — понадобился еще и риск. Его вкусы становились все вычурнее и, пожалуй, испорченнее, поскольку он прожил уже немало.

Да, приобретение каждой новой драгоценности требовало известного риска. Следовало отыскать невиданное великолепие и невиданную опасность, затем подчинить себе одну и завоевать второе — от этой мысли его глаза снова поменяли цвет, а кровь быстрее побежала по жилам, пульсируя мощными толчками. Он снова погладил ладонью тисненую ткань одежд, прижимая ее к телу. Бесшумно и стремительно скользил он по полу, украшенному орнаментом из остро заточенных клинков.

Ничего больше не интересовало его в жизни, кроме своей коллекции красивых вещей, собранных из стремления к прекрасному. Впрочем, и тут уже проявился его прихотливый вкус. Повернув за угол, он взглянул на широкую раму на стене, и его глаз знатока увидел помещенные туда объекты под нужным углом. Там находились три организма — в том сочетании, которое когда-то вызвало его истинное восхищение. Возможно, в их мире они были живыми существами и даже обладали разумом, но его это ничуть не заботило. Он уже не мог припомнить, обладал ли хоть кто-нибудь в том мире зрением и интеллектом, необходимым для восприятия красоты. Он знал только, что на этом повороте коридора он всегда получал несравненное наслаждение при виде застывших в вечном совершенстве существ, помещенных им в рамку.

На этот раз его удовольствие от созерцания омрачилось. Его полузакрытые глаза медленно поменяли цвет, выдав гамму от желто-зеленого до холодноватого оттенка беспримесной зелени. Этот экспонат достался ему без всякого риска, отчего ценность раритета в его глазах понизилась. Трепет неудовлетворенности вновь пронизал его тело. Да, пора начинать новую охоту за сокровищами…

Вот и бархатная занавесь, а за ней — большой овальный камень, поверхность которого источает легчайший, подобный дыму, свет, расходящийся медленными волнами, лениво меняющими оттенок. Когда-то это явление его опьяняло. Он добыл камень на одной из центральных улиц огромного города, в ином мире, и давным-давно позабыл, где именно. Он даже не задумывался, был ли этот камень ценен для жителей того города и замечали ли они его неповторимость, но поимка сопровождалась всего лишь небольшой стычкой, и поэтому камень теперь обесценился для его придирчивого ока.

Проходя по коридору, он ускорил шаги, и вся массивная громада дворца едва заметно заколебалась под грузом его великолепия. Он все еще рассеянно поглаживал себя по полному боку, осязая тисненый узор, но мысли давно отвлеклись от коллекции сокровищ. Он проницал будущее, и его глаза теперь вспыхивали оранжевыми оттенками спектра, теплея от предвкушения опасностей. Ноздри его слегка раздувались, углы губ большого рта опустились в презрительной гримасе. Там, куда он ступал, орнамент из клинков на полу позванивал, остроконечные узоры дрожали под грузом массивного тела.

Он прошел мимо фонтана, изрыгающего цветное пламя, — ради него пришлось обратить в руины целый город. Затем он отодвинул в сторону портьеру, сплетенную из прочнейших хрустальных древков; только его могучая сила и могла сдвинуть с места это сооружение. Потревоженный занавес заиграл тысячами цветных огней, но такая красота уже не умиляла его.

Мысли летели впереди него, увлекая его в круглую сумрачную комнату посреди дворца, где он намечал себе дальнейшую цель наживы и откуда выходил на ее след. Он тяжеловесно шел по залу, не удостаивая взглядом накопленные сокровища, и кисейные одежды развевались за ним, подобно облаку.

В полумраке комнаты на стене тускло поблескивал огромный круглый экран — оставалось только включить его. Это и была дверь во время и пространство: дверь к прекрасному, к смертельным опасностям — ко всему, что оправдывало его жизнь, давно достигшую своего рубежа. Теперь уже было невероятно сложно подхлестнуть пресыщенные эмоции, некогда с такой готовностью отзывавшиеся на различные раздражители, счет которым он давно потерял.

Он вздохнул, и его обширная грудь еще больше раздалась в ширину. Где-то по ту сторону экрана, на тропинках иного мира, куда еще не ступала его нога, ждало сокровище — достаточно прекрасное, чтобы бросить вызов его скуке, и в меру недоступное, чтобы ненадолго рассеять ее.