Мистер Бодкин начал свою речь объяснением смысла «Акта о злонамеренном повреждении собственности» 1861 года, на основании которого я обвинялась, и после описания взрыва, повредившего дом Ллойд-Джорджа в Уолтоне, сказал, что я обвиняюсь в соучастии в подготовке преступления. Не предполагается, заявил он, что я присутствовала при совершении преступления, но мне ставится в вину, что я подстрекала и настраивала, давала советы и наставляла женщин, оставшихся необнаруженными, выполнить это преступление. Присяжным предстоит решить, на основании представленных данных, не указывают ли факты самым очевидным образом на то, что женщины, должно быть две, совершившие преступление, являются членами Женского социально-политического союза, правление которого помещается в Кингсуэй в Лондоне и главою которого, вдохновительницей и признанным вождем является обвиняемая.
Затем последовало подробное описание взрыва дома Ллойд-Джорджа. По словам Бодкина, было очевидно из злобных отзывов обвиняемой о Ллойд-Джордже, что этот акт был задуман лично против него. Обвинитель предъявил частное письмо, написанное мной одному другу, в котором я защищала милитантство и говорила, что оно не только стало долгом, но при данных обстоятельствах сделалось политической необходимостью. Мистер Бодкин сказал:
«Подобного рода письмо весьма ясно доказывает разные вещи. Оно доказывает, что она является лидером. Оно доказывает ее влияние на впечатлительность членов организации. Оно показывает, что, по ее мнению, милитантство может быть приостановлено на время, чтобы потом, при других условиях, разразиться над обществом. И, наконец, оно доказывает, что любое лицо или любая женщина, желающие заняться милитантством, которое представляет собой лишь живописное выражение, покрывающее совершение преступлений против общества, должны взаимодействовать с ней – и с ней одной – словесно или письменно. Это прокламация, разосланная членам организации. Смысл письма сводится к следующему: «Если мы не получим того, чего хотим, ответственны за это будут правительство и его члены, и нашими выходками они будут вынуждены дать нам то, что нам нужно».
Были прочтены многочисленные отрывки из моих речей, произнесенных в январе и в феврале, и из последней речи, произнесенной как раз перед арестом в Челси. Но еще до этого чтения я сказала:
«Я хочу заявить здесь протест против полицейских отчетов о моих речах. Они были мне представлены, и единственный отчет, какой я признаю, это отчет кардиффского журналиста, вызванного в качестве свидетеля. Он дал довольно точный отчет о сказанном мной в этом городе. Полицейские отчеты я отвергаю. Они отличаются грубой неточностью, невежественностью и безграмотностью и во многих отношениях дают совершенно неверное представление о сказанном мной».
Вслед за тем были допрошены свидетели: извозчик, услышавший взрыв и сообщивший о нем; нарядчик на постройке поврежденного дома, приведший размер убытков и описавший взрывчатые вещества и прочее, обнаруженные в нижнем этаже; несколько полицейских, рассказавших о найденных булавках и женской резиновой галоше и т. д. Абсолютно ничего не было сообщено, что хотя бы намекало на причастность суфражисток к делу. Судья заметил это, ибо сказал обвинителю:
«Я не совсем понимаю, с какой точки зрения вы смотрите на дело. Могут быть две точки зрения. Хотите ли вы, чтобы присяжные подтвердили, что обвиняемая специально советовала совершение этого преступления, или же вы утверждаете, что, судя по ее речам, прочтенным вами, – предполагая, что вы докажете, что они были произнесены, и что заключающиеся в них выражения представляют собой возбуждение в общей форме к повреждению собственности, – всякий, кто действовал согласно этому призыву и совершил подобное повреждение, должен быть признан сделавшим это под влиянием ее подстрекательств?»
Обвинитель ответил, что правильно последнее предположение.
«Я утверждаю, что ее речи вообще представляют собой подстрекательство ко всякого рода насильственным актам против собственности, что они служат доказательством нападений на собственность и отдельных лиц и что в этих речах, прочтенных здесь и подлинность которых будет удостоверена, имеется признание со стороны мистрисс Панкхёрст ее причастности к преступлению, делающей ее по закону соучастницей в приготовлении к преступлению».
– Но вы не ограничиваете дела признанием только этого?
– Нет, – ответил мистер Бодкин.
Рассмотрение дела было возобновлено на следующий день, и продолжался допрос свидетелей обвинения. По окончании допроса судья спросил, не желаю ли я вызвать свидетелей. Я отвечала:
– Я не желаю приводить доказательств или вызывать свидетелей, но хочу сделать суду заявление.