Моя жизнь. Записки суфражистки

Именно в эту пору, в феврале 1913 года, стало практиковаться то милитантство, какое ныне знает публика, милитантство в смысле беспрерывной разрушительной партизанской войны против правительства путем посягательств на частную собственность. Уничтожение собственности имело место и до этого времени, но нападения на нее были не систематичны и играли роль предостережения о том, что может стать вполне последовательной тактикой. И теперь мы действительно зажгли факел и сделали это в абсолютном убеждении, что другого пути у нас нет. Мы испробовали все другие средства, и годы нашей работы, наших страданий и жертв научили нас тому, что правительство уступит только в случае необходимости. Наша задача сводилась теперь к тому, чтобы показать правительству, что необходимо удовлетворить справедливые требования женщин. Для достижения этой цели нам надлежало сделать беспокойной и небезопасной жизнь Англии и всех сфер ее общественности. Нам предстояло свести на нет английские законы и превратить суды в сцену, где разыгрываются фарсы; нам надо было дискредитировать правительство и парламент в глазах всего мира, помешать спортивным развлечениям англичан, внести расстройство в деловую жизнь, истреблять ценное имущество, деморализовать общество, скандализовать церковь, опрокинуть весь заведенный порядок жизни…

То есть нам предстояло выполнить лишь часть этой программы партизанской войны, именно ровно столько, сколько способен был вытерпеть и допустить английский народ. Когда наступит момент, в который он заявит правительству: «положите этому конец тем единственным способом, каким это можно сделать, – дарованием английским женщинам парламентского правительства», – тогда мы затушим наш факел.

В речи великого американского государственного деятеля Патрика Генри, включенной в сборник образцов английской классической прозы, он, между прочим, говорит, суммируя причины, приведшие к американской революции: «Мы подавали петиции, мы протестовали, мы умоляли, мы склонялись в мольбах к подножию трона, – и все это было напрасно. Мы должны бороться, повторяю это, сэр, мы должны теперь бороться».

Патрик Генри, припомните это, оправдывал убийство людей, равно как и уничтожение частной собственности, как надлежащее средство обеспечить политическую свободу мужчин. Суфражистки не делали этого и никогда не сделают. По существу дела, душой милитантства является глубокое и неизменное уважение к человеческой жизни. В дальнейшем развитии нашей агитации мне приходилось неоднократно вступать в споры по поводу нашей тактики со многими выдающимися мужчинами – политиками, литераторами, юристами, учеными и священниками. Один из последних, занимавший высокое положение в иерархии англиканской церкви, сказал мне, что, будучи убежденным суфражистом, он, тем не менее, находит невозможным оправдать наши неправильные поступки, совершаемые ради торжества права. Я сказала ему: «Мы не поступаем неправильно, – мы, безусловно, правы, прибегая к революционным методам против частной собственности. Таким путем мы восстанавливаем действительные ценности, подчеркиваем ценность человеческих прав преимущественно пред правами собственности. Вам прекрасно известно, сэр, что собственность приобрела в глазах людей и в глазах закона ценность, на которую она отнюдь не должна претендовать. Она поставлена выше всех человеческих ценностей. Жизнь, здоровье, счастье и даже добродетель женщин и детей, т. е. самой расы, ежедневно без оглядки приносятся на земле в жертву богу собственности».

С этим мой почтенный друг согласился, и я продолжала: «Если мы, женщины, поступаем дурно, уничтожая частную собственность для того, чтобы восстановить ценности человеческие, то, скажу я, поступал дурно и основатель христианства, уничтожая частную собственность, когда выгнал из храма сборщиков податей и швырнул в озеро Гадаринских свиней».