Моя жизнь — что это было?

Бывшая коллега по работе у Рафы Пакита любезно предложила мне пожить у неё, она жила в Валенсии, и я с удовольствием покинула Кастельон, ставший мне чужим городом. Я приходила в офис Рафы и оттуда посылала письма в Америку: и в Похоронное бюро, где выписали свидетельство о смерти, и в другой город Флориды, где находились нотариусы, делавшие апостили, но мне никто не отвечал. Тогда я решила, что мне надо лететь в Америку, и выяснять всё на месте. Начала процесс получения визы; по почте мне в визе было отказано, и я решила ехать в Мадрид, в Консульство. В Консульстве я объяснила свою ситуацию, что мне надо исправить ошибку в документе о смерти, что должно быть написано там «женат», а не «разведён», т.к. у меня есть «Libro de Familia» — главный семейный документ, где записано, что мы муж и жена, и что заочно это исправить оказалось невозможным. В конце концов, клерк в окошке мне сказала, что окей, она даст мне визу, но она знает из опыта, что подобные вопросы в Америке решить невозможно, так там всё устроено. Но визу я получила и прямо из Мадрида улетела в Москву.

Заканчивался тяжёлый 2001 год.

В марте 2002 года я снова была в Испании, откуда и улетела в Нью-Йорк. В аэропорту меня должна была встретить дочь.

Я знала, что после полугода работы интерной она заработала немаленькую сумму денег и сняла себе в Бруклине студию, и значит, мне было, в принципе, где остановиться. Хотя, конечно, наше совместное нахождение через несколько минут вызывало у неё сильное раздражение и всё очень быстро заканчивалось конфликтом.

Я прилетела, вышла в зал для встречающих, но Юли там не увидела. После такого длинного перелёта всегда чувствуешь себя очень усталым, поэтому тот час, что я ждала, пока появилась Юля, был очень долгим. И Юлю я узнала с трудом: она была неузнаваемо худа и это особенно отразилось на её лице, оно мне показалось каким-то маленьким и сморщенным. Взгляд был напряжённый, она явно была чем-то озабочена. Она нервно повела меня к метро, по дороге со мной почти не разговаривала, мои ответы на её дежурные вопросы почти не слушала, и кому-то всё звонила по телефону и тихо разговаривала. одним словом, была не в адеквате. (У меня в голове даже пронеслась мысль: «а вдруг Юля тут села на наркотики?» Но дело было в другом, как выяснилось позднее). Дома она меня ничем не покормила, принесла матрас и простыни и указала мне на место на полу. Мысли были тяжёлые.

На следующий день она, всё время вися на телефоне, послала меня на уборку к одному американцу, сказав, что плохо себя чувствует и сама не может ехать, дала денег, чтобы я купила всё, что нужно для уборки. Я всё сделала, поехала по неизвестному мне адресу, на улице было очень холодно, а я приехала в одном жакете, надеясь на тепло в конце марта; я убралась там, но забыла забрать назад чистящее средство; Юля разразилась руганью, чтобы я ехала назад за этой бутылью или чтобы заплатила ей за неё 4$ (деньги за уборку я сразу ей отдала), что она сидит без денег, и она всё распалялась, и дошла до того, что сказала, чтобы я убиралась в общежитие для русских нелегалов, что ночь пребывания в её квартире стоит 25$, а я, видите ли, хочу на халяву тут устроиться, затем взяла мой чемодан и одежду и вышвырнула всё из квартиры на лестницу. Я плакала и просила её оставить меня в покое до завтрашнего утра; она «смилостивилась», предупредив, что, если завтра я не уберусь из её квартиры, она выбросит все мои вещи.

Ту ночь я провела, как в бреду от ужаса происходящего. Нет, картина мне была знакома: она подобное с выгонением меня уже устраивала и в Москве, и в Питере, но я всё же не ожидала такого, после года разлуки, да ещё в чужой стране и в самом невыгодном для меня положении, когда я только прилетела и пойти мне было некуда… На следующий день я смогла устроиться в том общежитии, в квартире, сдававшейся ещё одним евреем, впрочем не самым плохим, и даже койка у меня была нижняя, стоившая 10$ в сутки. И стала жить в коллективе с разными нашими женщинами, одна из которых знала Юлю и сказала, что никогда не простит ей такой подлости по отношению к матери, другие же женщины просто были в изумлении от того, что при дочери, живущей одной в квартире, я, почти 60-летняя женщина, вынуждена искать себе ночлег.