Моя жизнь

видели, как этот человек бранил и бил меня, в то время как я не проронил ни

слова. Он был гораздо сильнее меня. Некоторым пассажирам стало жаль меня, и

они начали уговаривать проводника:

- Да оставьте его в покое. Не бейте его. Он же ни в чем не виноват. Он

прав. Если ему нельзя сидеть там, пустите его к нам в дилижанс.

- Не беспокойтесь! - крикнул мужчина, но, по-видимому, несколько струхнул

и перестал меня бить. Он отпустил меня и, продолжая браниться, приказал

слуге-готтентоту, сидевшему по другую сторону от кучера, пересесть на

подножку, сам же сел на освободившееся место.

Пассажиры заняли свои места; раздался свисток, и дилижанс загромыхал по

дороге. Сердце мое сильно билось. Я уже не верил, что доберусь живым до

места назначения. Агент все время злобно поглядывал на меня и ворчал: "Вот

только дай добраться до Стандертона, там я тебе покажу!" Я сидел молча и

лишь молил бога о помощи. Уже стемнело, когда мы приехали в Стандертон, и я

с облегчением вздохнул, увидев индийские лица. Как только я сошел вниз, мои

новые друзья сказали: "Мы получили телеграмму от Дада Абдуллы и пришли, чтобы отвести вас в лавку Исы Шета". Я был очень обрадован этим. Мы пошли в

лавку шета Исы Ходжи Сумара. Шет и его служащие окружили меня. Я рассказал

обо всем случившемся. Горько было им слушать это, и они старались утешить

меня рассказами о такого же рода неприятностях, которые пришлось пережить и

им.

Я хотел сообщить обо всем случившемся агенту компании дилижансов. С этой

целью я написал ему письмо, изложив все подробности и особенно обратив его

внимание на угрозы его подчиненного в мой адрес. Я просил также

гарантировать, чтобы меня поместили вместе с другими пассажирами в дилижансе

на следующее утро, когда мы снова отправимся в путь. На это агент ответил

мне: "Из Стандертона пойдет дилижанс гораздо большего размера, его

сопровождают другие лица. Человека, на которого вы жалуетесь, завтра здесь

не будет, и вы сядете вместе с другими пассажирами". Это несколько успокоило

меня. Я, конечно, не собирался возбуждать дело против человека, который

нанес мне оскорбление действием, так что инцидент можно было считать

исчерпанным.

Утром служащий Исы Шета проводил меня к дилижансу. Я получил удобное место

и в тот же вечер благополучно прибыл в Иоганнесбург.

Стандертон - небольшая деревушка, а Иоганнесбург - крупный город. Абдулла

Шет уже телеграфировал туда и сообщил мне адрес тамошней фирмы Мухаммада

Касам Камруддина. Служащий этой фирмы должен был встретить меня на станции, но мы друг друга не узнали. Поэтому я решил отправиться в гостиницу. Я знал

названия нескольких гостиниц. Взяв извозчика, я велел ехать в Большую

национальную гостиницу. Там я прошел к управляющему и попросил комнату. С

минуту он разглядывал меня, потом вежливо ответил:

- Очень жаль, но у нас нет свободных номеров, - и откланялся.

Тогда я поехал в магазин Мухаммада Касама Камруддина. Абдул Гани Шет уж

ждал меня здесь и сердечно приветствовал. Он от души посмеялся над моим

приключением в гостинице.

- Неужели вы думали, что вас пустят в гостиницу?

- А почему бы и нет? - спросил я.

- Это вы поймете, когда пробудете здесь несколько дней, - сказал он. -

Только мы можем жить в такой стране, потому что, стремясь заработать деньги, не обращаем внимания на оскорбления, и вот результаты. Затем он рассказал о

притеснениях, которые терпели индийцы в Южной Африке.

О шете Абдулла Гани мы еще многое узнаем в дальнейшем.

Он сказал:

- Страна эта не для таких, как вы. Вот, например, завтра вам надо будет

ехать в Преторию. Вам придется ехать третьим классом. В Трансваале наше

положение еще хуже, чем в Натале. Здесь индийцам вообще не дают билетов в

первом и втором классе.

- Вы, наверное, не добивались этого упорно?

- Мы посылали депутации, но, признаюсь, обычно наши люди сами не хотят

ехать ни первым, ни вторым классом.

Я попросил достать мне железнодорожные правила и прочитал их. Они были

запутаны. Старое трансваальское законодательство не отличалось точностью

формулировок, железнодорожные правила тем более.

Я сказал шету:

- Я хочу ехать первым классом, а если это невозможно, то предпочту нанять

экипаж до Претории, ведь до нее всего 37 миль.

Шет Абдул Гани заметил, что это потребует больше времени и денег, однако

одобрил мое намерение ехать первым классом. Я послал записку начальнику

станции, в которой указал, что я адвокат и всегда езжу первым классом. Кроме

того, я написал, что мне необходимо быть в Претории как можно скорее, что я

лично приду за ответом на вокзал, так как у меня нет времени ждать, и что я

надеюсь получить билет в первом классе. Я намеренно подчеркнул, что приеду

за ответом, так как полагал, что письменный ответ скорее будет

отрицательным: ведь у начальника станции могло быть свое собственное

представление о "кули-адвокате". Если же я явлюсь к нему в безукоризненном

английском костюме и поговорю с ним, возможно, мне удастся убедить его дать

билет первого класса. Итак, я отправился на вокзал в сюртуке и галстуке, положил на конторку соверен в качестве платы за проезд и попросил дать мне

билет первого класса.