Моя жизнь

- Нет, вы здесь не останетесь, - сказал чиновник. - Вы должны покинуть

этот вагон, иначе мне придется позвать констебля, и он вас высадит.

- Пожалуйста, зовите. Я отказываюсь выйти добровольно.

Явился констебль, взял меня за руку и выволок из вагона. Мой багаж тоже

вытащили. Я отказался перейти в другой вагон, и поезд ушел. Я пошел в зал

ожидания и сел там. При мне был только чемодан, остальной багаж я бросил на

произвол судьбы. О нем позаботилась железнодорожная администрация.

Дело было зимой, а зима в высокогорных районах Южной Африки суровая, холодная. Марицбург расположен высоко над уровнем моря, и холода здесь

бывают ужасные. Мое пальто было в багаже, но я не решался спросить о нем, чтобы не подвергнуться новым оскорблениям. Я сидел и дрожал от холода. В

зале было темно. Около полуночи вошел какой-то пассажир и, по-видимому, намеревался поговорить со мной. Но мне было не до разговоров.

Я думал о том, что делать: бороться ли за свои права или вернуться в

Индию, или, быть может, продолжать путь в Преторию, не обращая внимания на

оскорбления, и вернуться в Индию по окончании дела? Убежать назад в Индию, не исполнив своего обязательства, было бы трусостью. Лишения, которым я

подвергался, были проявлением серьезной болезни - расовых предрассудков. Я

должен попытаться искоренить этот недуг, насколько возможно, и вынести ради

этого все предстоящие лишения. Удовлетворения за обиду я должен требовать

лишь постольку, поскольку это необходимо для устранения расовых

предрассудков.

Поэтому я решил ехать в Преторию ближайшим поездом.

На следующее утро я отправил длинную телеграмму главному управляющему

железной дороги и одновременно известил о происшедшем Абдуллу Шета, который

немедленно посетил управляющего. Последний оправдывал действия

железнодорожных властей, однако заверил его, что уже отдал распоряжение

начальнику станции проследить, чтобы я беспрепятственно доехал до места

назначения. Абдулла Шет протелеграфировал индийским купцам в Марицбурге, а

также своим друзьям в других пунктах следования, чтобы они меня встретили и

позаботились обо мне. Купцы пришли на станцию и попытались утешить меня, рассказав о собственных обидах; инцидент, происшедший со мной, оказался

обычным явлением. Они сказали, что индиец, едущий в первом или втором

классе, постоянно должен ожидать неприятностей со стороны железнодорожных

служащих или белых пассажиров. Целый день провел я, слушая эти прискорбные

истории. Наконец, пришел вечерний поезд. Место для меня было заказано

заранее. Теперь я купил в Марицбурге билет и на постельные принадлежности, который не пожелал приобрести в Дурбане.

Поезд доставил меня в Чарлстаун.

IX. НОВЫЕ УНИЖЕНИЯ

Поезд пришел в Чарлстаун утром. В то время между Чарлстауном и

Иоганнесбургом еще не было железнодорожного сообщения. Приходилось ехать в

дилижансе, который делал остановку en route (*) на ночь в Стандертоне. У

меня был билет на дилижанс, и он не утратил силу, несмотря на мою задержку

на день в Марицбурге. Кроме того, Абдулла Шет телеграфировал обо мне агенту

компании дилижансов в Чарлстауне.

(* В пути (франц.). *)

Чтобы не впустить меня в дилижанс, нужен был предлог, и агент нашел его.

Заметив, что я иностранец, он сказал: "Ваш билет недействителен". Я

разъяснил ему, в чем дело. Но он продолжал настаивать на своем и не потому, что в дилижансе не было мест, а совсем по другой причине. Пассажиров надо

было разместить внутри дилижанса, но так как я был для них "кули", да еще не

здешний, то "проводник", как называли белого, распоряжавшегося дилижансом, решил, что меня не следует сажать вместе с белыми пассажирами. В дилижансе

было еще два сиденья по обе стороны от козел. Обычно проводник занимал одно

из наружных мест. На этот раз он сел внутри дилижанса, а меня посадил на

свое место. Я понимал, что это полнейший произвол и издевательство, но счел

за лучшее промолчать. Я бы все равно не добился, чтобы меня пустили в

дилижанс, а если бы я стал спорить, дилижанс ушел бы без меня. Я потерял бы

еще день, и только небу известно, не повторилась ли бы эта история и на

следующий день. Поэтому, как ни кипело у меня все внутри, я благоразумно

уселся рядом с кучером.

Приблизительно в три часа дня дилижанс прибыл в Пардекоф. Теперь

проводнику захотелось сесть на мое место, чтобы покурить, а может быть, просто подышать свежим воздухом. Взяв у кучера кусок грязной мешковины, он

разостлал его на подножке и, обращаясь ко мне, сказал:

- Сами, ты сядешь здесь, а я хочу сидеть рядом с кучером.

Такого оскорбления я не мог снести. Дрожа от негодования и страха, сказал

ему:

- Вы посадили меня здесь, хотя обязаны были поместить внутри дилижанса. Я

стерпел это оскорбление. Теперь же, когда вам хочется курить, вы заставляете

меня сесть у ваших ног. Этого я не сделаю, но готов перейти внутрь

дилижанса.

В то время как я с трудом выговаривал эти слова, проводник набросился на

меня и надавал мне хороших затрещин, затем схватил за руку и попытался

стащить вниз. Я вцепился в медные поручни козел и решил не выпускать их, даже с риском переломать руки. Пассажиры были свидетелями этой сцены, - они