голодал. Все мне казалось невкусным, а когда не нравившееся блюдо я заменял
другим, мне все равно приходилось платить за оба. Фактически же я питался
продуктами, привезенными с собой из Бомбея.
Мне было не по себе и в новом помещении. Я все время думал о доме, о
родине. Я тосковал по материнской любви. По ночам слезы текли по моим щекам, а воспоминания о доме не давали заснуть. Мне не с кем было разделить мое
горе. А если бы и было с кем, какая от этого польза? Я не знал средства, которое смягчило бы мои страдания. Все было чужое: народ, его обычаи и даже
дома. Я совершенно не знал английского этикета и все время должен был
держаться настороже. А мой обет вегетарианства причинял мне еще большие
неудобства. Те блюда, которые я мог есть, были пресны и безвкусны. Я
очутился между Сциллой и Харибдой. Англия была мне не по нутру. Но о том, чтобы вернуться в Индию, не могло быть и речи. "Раз ты сюда приехал, то
должен пробыть положенные три года", - подсказывал мне внутренний голос.
XIV. МОЙ ВЫБОР
В понедельник д-р Мехта приехал ко мне в отель "Виктория". Узнав там мой
новый адрес, он тотчас же разыскал меня. По собственной глупости я умудрился
получить раздражение кожи. На пароходе мы умывались морской водой, в которой
мыло не растворяется, но я пользовался мылом, считая это признаком
цивилизации. От этого кожа не только не очищалась, а наоборот, загрязнялась
еще больше, и у меня образовались лишаи. Я показал их д-ру Мехта, и он велел
промыть кожу уксусной кислотой. Кислота жгла, и я плакал от боли. Д-р Мехта
осмотрел мою комнату, обстановку и неодобрительно покачал головой.
- Это помещение не годится, - сказал он. - Мы приезжаем в Англию не
столько для того, чтобы учиться, сколько для того, чтобы знакомиться с
английскими нравами и обычаями. Поэтому вы должны поселиться в английской
семье. А пока поживите некоторое время у моих друзей и кое-чему поучитесь.
Я С благодарностью принял это предложение и переехал на квартиру к другу
д-ра Мехта. Этот друг, воплощение доброты и внимания, отнесся ко мне, как к
родному брату, познакомил с английскими обычаями и приучил говорить
по-английски. Много хлопот доставляло мне питание. Я не мог есть вареные
овощи, приготовленные без соли и других приправ. Хозяйка не знала, чем меня
кормить. На завтрак мне давали овсяную кашу, что было довольно сытно. Но
после второго завтрака и обеда я оставался совершенно голодным. Приятель
убеждал меня есть мясо, но я, ссылаясь на свой обет, прекращал разговор на
эту тему. На второй завтрак и обед подавали шпинат, хлеб и джем. Я любил
поесть, и желудок у меня был вместительный. Но я стеснялся брать больше
двух-трех кусочков хлеба, так как считал это неприличным. К тому же ни за
завтраком, ни за обедом не давали молока. Наконец, мой приятель рассердился
и сказал:
- Я отправил бы вас обратно, если бы вы были моим родным братом. Что
значит обет, данный невежественной матери при полном незнании здешних
условий? Такой обет не имеет силы и соблюдать его было бы чистейшим
предрассудком. Такое упорство не приведет ни к чему хорошему. Вы ведь
сознаетесь, что уже ели мясо и делали это, когда в этом не было никакой
надобности. А теперь это необходимо, и вы отказываетесь, а жаль!
Но я был тверд.
Изо дня в день мой друг настаивал на своем, но у меня хватило сил
противостоять искушению. Чем больше он настаивал, тем более непреклонным я
становился. Я ежедневно молил бога о поддержке и получал ее. Не могу
сказать, что я имел определенное представление о боге. Это была просто вера, семена которой бросила в мою душу добрая няня Рамбха.
Как-то раз мой друг начал читать мне "Теорию утилитаризма" Бентама. Я
совершенно растерялся. Язык был настолько труден, что я ничего не понимал.
Он стал разъяснять. Тогда я сказал:
- Извините меня, пожалуйста. Эти сложные рассуждения выше моего понимания.
Допускаю, что необходимо есть мясо. Но не могу нарушить данный мною обет и
не хочу спорить на эту тему. Я уверен, что моя аргументация будет слабее
вашей. Но, пожалуйста, оставьте меня в покое, как поступают с глупыми или
упрямыми. Я ценю вашу любовь и знаю, что вы желаете мне добра. Знаю также, что вы все время возвращаетесь к этому, потому что переживаете за меня. Но я
ничего не могу поделать. Обет есть обет, и он не может быть нарушен.
Друг с удивлением взглянул на меня. Потом закрыл книгу и сказал:
- Хорошо. Больше говорить на эту тему я не буду.
Я был доволен. И мы действительно не возвращались к ней. Но он продолжал
заботиться обо мне. Он курил и пил, но никогда не уговаривал меня следовать
его примеру. По правде говоря, он даже убеждал меня не притрагиваться к
табаку и спиртному. Его беспокоило лишь, что я очень ослабею без мяса и не
буду чувствовать себя в Англии как дома.
Так прошел первый месяц моего пребывания в Англии. Друг д-ра Мехта жил в
Ричмонде, и в Лондоне я мог бывать не больше одного-двух раз в неделю. Тогда
д-р Мехта и адвокат Далпатрам Шукла решили, что лучше поместить меня в
какую-нибудь семью. Шукла нашел подходящую англо-индийскую семью в Вест
Кенсингтоне, и я поселился там. Хозяйка была вдовой. Я рассказал ей о своем