с детьми, стали еще крепче и искреннее.
Обстоятельства, сложившиеся в результате этого происшествия, вынудили меня
несколько позже поститься на протяжении двух недель. Результаты этого поста
превзошли все мои ожидания.
Цель моя заключается не в том, чтобы показать на примере этих
происшествий, что долг учителя - прибегнуть к посту тогда, когда ученики
совершат проступки. Я считаю, однако, что в некоторых случаях требуется
именно такое сильно действующее лекарство. Но оно предполагает
проницательность и силу духа у учителя. Там, где нет подлинной любви между
учителем и учеником, где проступок ученика не задевает учителя за живое, а
ученик не уважает учителя, никакой пост не поможет. Таким образом, если
можно сомневаться, что соблюдение поста в подобных случаях правильно, несомненно то, что ответственность за ошибки учеников целиком ложится на
учителя.
Первое покаяние оказалось нетрудным для нас обоих. Я продолжал заниматься
своей обычной работой. В течение всего покаяния я строго придерживался
фруктовой диеты. Последние дни второго поста были для меня очень тяжелы.
Тогда я еще не осознал до конца чудесного воздействия "Рамаяны", и
вследствие этого моя способность переносить страдания была меньшей. Кроме
того, я не знал как следует техники поста, в частности не знал, что нужно
пить много воды, как бы это не было тошнотворно и противно. Тот факт, что я
совершенно безболезненно перенес первый пост, сделал меня довольно
беззаботным в отношении второго. Так, если в течение первого поста я
ежедневно принимал ванны Куне, то во время второго поста я на второй или на
третий день перестал их принимать; я мало пил воды, так как это было
противно и вызывало тошноту. Горло у меня пересохло, и последние дни поста я
говорил только шепотом. Однако, несмотря на это, я продолжал свою работу и
диктовал письма. Регулярно я слушал чтение отрывков из "Рамаяны" и других
священных книг. У меня даже хватало сил, чтобы обсуждать насущные вопросы и
давать необходимые советы.
XXXVII. ПЕРЕД СВИДАНИЕМ С ГОКХАЛЕ
Я должен опустить многое из своих воспоминаний о жизни в Южной Африке.
По окончании движения сатьяграхи, в 1914 году, я получил от Гокхале
указание вернуться на родину, заехав предварительно в Лондон. В июле
Кастурбай, Калленбах и я отправились в Англию.
Во время сатьяграхи я ездил только третьим классом. Поэтому и теперь я
взял билеты в третьем классе. Между условиями в третьем классе на пароходе
этой линии и условиями на индийских каботажных судах и в железнодорожных
поездах огромная разница. На индийских кораблях едва хватало мест для
сиденья, еще меньше их было для спанья, и было очень грязно. На пароходе, направлявшемся в Лондон, было довольно просторно и чисто, и, кроме того, пароходная компания предоставила нам особые удобства. В нашем распоряжении
была отдельная уборная, а пароходный буфетчик, зная, чем мы привыкли
питаться, распорядился снабжать нас фруктами и орехами. Как правило, пассажиры третьего класса почти их не получали. Благодаря таким удобствам
все восемнадцать дней плавания были для нас весьма приятными.
Кое-что из происшедшего с нами во время путешествия стоит вспомнить. М-р
Калленбах очень любил бинокли, и у него их было два, очень дорогих. Об одном
из них мы вели ежедневные споры. Я старался ему доказать, что обладание
такой дорогостоящей вещью не соответствует идеалу простоты, которого мы
мечтали достигнуть. Как-то, стоя у иллюминатора своей каюты, мы весьма
ожесточенно спорили на эту тему.
- Вместо того чтобы делать из биноклей яблоко раздора, не лучше ли
выбросить их в море и разом со всем этим покончить? - спросил я.
- Конечно, выбросите эти проклятые вещи, - ответил Калленбах.
- Так я и хочу сделать, - сказал я.
- И прекрасно, - последовал мгновенный ответ.
Я бросил бинокли в море. Они стоили фунтов семь, но их ценность
определялась не столько уплаченными за них деньгами, сколько пристрастием
м-ра Калленбаха к ним. Освободившись от них, он, однако, не раскаивался в
этом.
Таков был один из многочисленных инцидентов, происшедших между мной и
м-ром Калленбахом.
Каждый день приносил нам что-нибудь новое, так как и он и я стремились
идти путем истины. На пути к истине, естественно, исчезают гнев, эгоизм, ненависть и т. п. Иначе истина была бы недостижима. Человек, который
руководствуется страстью, может иметь вполне благие намерения, может быть
правдив на словах, но он никогда не познает истины. Истина означает полное
освобождение от двойственности, как например, любовь и ненависть, счастье и
несчастье.
Мы отправились в путешествие спустя несколько дней после моего поста. Силы
мои еще не полностью восстановились. Обычно я гулял по палубе, чтобы развить
аппетит и лучше переварить съеденное. Но даже такие прогулки были мне не под
силу, так как причиняли боль в ногах. Прибыв в Лондон, я обнаружил, что мое
состояние не только не улучшилось, но стало хуже. Познакомившись с д-ром
Дживраджем Мехтой, я рассказал ему о своем посте и о болях в ногах. Он
сказал:
- Боюсь, что у вас вообще отнимутся ноги, если в течение некоторого
времени вы не будете соблюдать полного покоя.