болели очень редко. Конечно, немалую роль в этом сыграли хороший воздух и
вода, а также регулярное принятие пищи.
Несколько слов о профессиональном обучении детей. Мне хотелось научить
каждого мальчика какой-нибудь полезной профессии, связанной с физическим
трудом. С этой целью м-р Калленбах отправился в траппистский монастырь и, изучив там сапожное ремесло, вернулся. От него это ремесло перенял я, а
затем стал сам обучать желающих. У м-ра Калленбаха был некоторый опыт в
плотничьем деле; на ферме нашелся еще один человек, который тоже знал
плотничье дело. Мы создали небольшую группу, которая училась плотничать.
Почти все дети умели стряпать.
Все это было им в новинку. Они никогда и не помышляли, что им придется
учиться таким вещам. Ведь обычно в Южной Африке индийских детей обучали
только чтению, письму и арифметике.
На ферме Толстого установилось правило - не требовать от ученика того, чего не делает учитель, и поэтому, когда детей просили выполнить
какую-нибудь работу, с ними заодно всегда работал учитель. Поэтому дети
учились всему с удовольствием.
Об общем образовании и формировании характеров будет рассказано в
следующих главах.
XXXIII. ОБЩЕЕ ОБРАЗОВАНИЕ
В предыдущей главе вы видели, каким образом на ферме Толстого
осуществлялось физическое воспитание и от случая к случаю обучение
профессиональное. Несмотря на то что постановка физического и
профессионального обучения едва ли могла удовлетворить меня, все же можно
сказать, что оно было более или менее успешным.
Однако дать детям общее образование было делом более трудным. Я не имел
для этого ни возможностей, ни необходимой подготовки. Физическая работа, которую я выполнял обычно, к концу дня чрезвычайно утомляла меня, а
заниматься с классом приходилось как раз тогда, когда мне больше всего нужен
был отдых. Вместо того, чтобы приходить в класс со свежими силами, я с
большим трудом превозмогал дремоту. Утреннее время надо было посвящать
работе на ферме и выполнению домашних обязанностей, поэтому школьные занятия
проводились после полуденного приема пищи. Другого подходящего времени не
было.
Общеобразовательным предметам мы отводили самое большее три урока в день.
Преподавались языки хинди, гуджарати, урду и тамили; обучение велось на
родных для детей языках. Преподавался также английский язык. Кроме того, гуджаратских индусских детей нужно было хотя бы немного ознакомить с
санскритом, а всем детям дать элементарные знания по истории, географии и
арифметике.
Я взялся преподавать языки тамили и урду. Те скромные познания в
тамильском языке, какие у меня были, я приобрел во время своих поездок и в
тюрьме. В своих занятиях, однако, я не пошел дальше прекрасного учебника
тамильского языка Поупа. Все свои знания письменного урду я приобрёл во
время одного из путешествий по морю, а мое знание разговорного языка
ограничивалось персидскими и арабскими словами, которые я узнал от знакомых
мусульман. О санскрите я знал не больше того, чему был обучен в средней
школе, и даже мои познания в гуджарати были не выше тех, какие получают в
школе.
Таков был капитал, с которым мне пришлось начать преподавание. По бедности
общеобразовательной подготовки мои коллеги превзошли меня. Но любовь к
языкам родины, уверенность в своих способностях как учителя, а также
невежество учеников, более того - их великодушие сослужили мне службу.
Все мальчики-тамилы родились в Южной Африке и поэтому очень слабо знали
родной язык, а письменности не знали и вовсе. Мне пришлось учить их письму и
грамматике. Это было довольно легко. Мои ученики знали, что в разговоре
по-тамильски превосходят меня, и когда меня навещали тамилы, не знавшие
английского языка, ученики становились моими переводчиками. Я всецело
справлялся со своим делом потому, что никогда не скрывал свое невежество от
учеников. Во всем я являлся им таким, каким был на самом деле. Поэтому, несмотря на свое ужасное невежество в языке, я не утратил их любви и
уважения. Сравнительно легче было обучать мальчиков-мусульман языку урду.
Они умели писать. Я должен был только пробудить в них интерес к чтению и
улучшить их почерк.
Большинство детей были неграмотными и недисциплинированными. Но в процессе
работы я обнаружил, что мне приходится очень немногому учить их, если не
считать того, что я должен был отучать их от лени и следить за их занятиями.
Поскольку с этим я вполне справлялся, то я стал собирать в одной комнате
детей разных возрастов, изучавших различные предметы.
Я никогда не испытывал потребности в учебниках. Не помню, чтобы я извлек
много пользы из книг, находившихся в моем распоряжении. Я считал бесполезным
обременять детей большим числом книг и всегда понимал, что настоящим
учебником для ученика является его учитель. Я сам помню очень мало из того, чему мои учителя учили меня с помощью книг, но до сих пор свежи в памяти
вещи, которым они научили меня помимо учебников.
Дети усваивают на слух гораздо больше и с меньшим трудом, чем зрительно.
Не помню, чтобы мы с мальчиками прочли хоть одну книгу от корки до корки. Но
я рассказывал им то, что сам усвоил из различных книг, и мне кажется, что