Моя жизнь

мальчики были весьма испорчены и непослушны. Были среди них и лентяи. Три же

моих сына, как и остальные дети, ежедневно общались с ними. Это очень

беспокоило м-ра Калленбаха. По его мнению, именно моим детям не следовало

быть вместе с этими непослушными мальчиками. Однажды он сказал:

- Мне не нравится, что вы позволяете своим детям общаться с испорченными

детьми. Это приведет лишь к тому, что в плохой компании они сами станут

плохими.

Не помню, насколько озадачил он меня тогда этими слонами, но я ответил

следующее:

- Разве могу я относиться по-разному к своим сыновьям и к этим лентяям. Я

одинаково в ответе и за тех и за других, так как сам пригласил их сюда. Если

бы я дал этим бездельникам хоть немного денег, они, конечно, сразу сбежали

бы в Иоганнесбург и вернулись к своим прежним занятиям. Говоря откровенно, вполне вероятно, что и они и их воспитатели считают, что их приезд сюда

наложил на меня определенные обязательства. Мы с вами прекрасно понимаем, что здесь им приходится терпеть немало лишений. Мой же долг ясен: воспитать

их, и поэтому мои сыновья в силу необходимости должны жить с ними под одной

крышей. Надеюсь, вы не захотите, чтобы я стал прививать своим сыновьям

чувство превосходства над другими мальчиками. Это означало бы сбить их с

правильного пути. Общение со всеми детьми будет хорошей школой для них. Они

сами научатся отличать хорошее от дурного. Ведь если предположить, что в них

действительно есть что-то хорошее, то они обязательно повлияют и на своих

товарищей. Как бы там ни было, я не могу изолировать своих сыновей, и если

это повлечет за собой известный риск, приходится на него все равно идти.

М-р Калленбах только покачал головой.

Нельзя сказать, чтобы в результате этого общения мои сыновья стали хуже.

Напротив, я вижу, что они кое-что от этого выиграли. Чувство превосходства, если и было у них, вскоре исчезло, и они научились вести себя в обществе

самых разных детей. Пройдя через такое испытание, они сами стали более

дисциплинированными.

Этот и другие подобные опыты показали мне, что если обучать хороших детей

вместе с плохими и позволить хорошим детям общаться с плохими, то они ничего

не потеряют при условии, что опыт будет проводиться под неослабным надзором

родителей и воспитателей. Даже и при тщательном наблюдении дети не всегда

гарантированы от всякого рода соблазнов и дурных поступков.

Далеко не всегда дети избегают соблазнов и дурного влияния. Однако

несомненно, что, когда мальчики и девочки, получившие разное воспитание, живут и учатся вместе, их родители и учителя подвергаются самому суровому

испытанию. Они должны быть постоянно начеку.

XXXVI. ПОСТ КАК ПОКАЯНИЕ

День ото дня мне становилось все яснее, насколько трудно воспитать и

обучить мальчиков и девочек правильно. Чтобы стать настоящим учителем и

наставником, я должен был завоевать их сердца, делить с ними радости и

печали, помогать им решать те проблемы, с которыми они сталкивались, и

направлять беспокойные устремления юности в нужное русло.

Когда участников сатьяграхи выпустили на свободу, почти все обитатели

фермы Толстого покинули ее. Те немногие, кто остался на ферме, были, в

основном, колонистами из Феникса. Поэтому я переселил всех оставшихся в

Феникс. Здесь мне предстояло пройти через тяжелое испытание.

Я часто ездил из Феникса в Иоганнесбург. Однажды, когда я был в

Иоганнесбурге, мне сообщили о моральном падении двух обитателей ашрама.

Известие о поражении или победе движения сатьяграхи не очень удивило бы

меня, но эта новость поразила как громом. В тот же день я выехал поездом в

Феникс. М-р Калленбах настоял на своем желании сопровождать меня. Он видел, в каком состоянии я находился, и не допускал и мысли, чтобы я поехал один, тем более что именно он сообщил мне эту ужасную новость.

Когда я ехал в Феникс, мне казалось, что я знал, как следует поступить в

этом случае. Я думал, что воспитатель или учитель несет всю ответственность

за падение своего воспитанника или ученика. Так что мне стало ясно, что я

несу ответственность за это происшествие. Жена уже предупреждала меня

однажды относительно этого, но, будучи по натуре доверчив, я не обратил

внимания на ее предостережение. Я чувствовал, что единственный путь

заставить виновных понять мое страдание и глубину их падения - это наложить

на себя какое-нибудь покаяние. И я решил поститься семь дней, а на

протяжении четырех с половиной месяцев принимать пищу только раз в день. М-р

Калленбах пытался отговорить меня, но тщетно. В конце концов он признал мой

поступок правильным и настоял на том, чтобы присоединиться ко мне. Я не мог

противиться этому открытому выражению его любви ко мне.

Этот обет снял огромную тяжесть с моей души, и я почувствовал облегчение.

Гнев против провинившихся утих, уступив место чувству глубокого сожаления.

Таким образом, я приехал в Феникс, значительно успокоившись. Я произвел

дальнейшее расследование и ознакомился с некоторыми подробностями, которые

мне нужно было знать.

Мое покаяние огорчило всех, но в то же время значительно оздоровило

атмосферу. Каждый понял, как ужасно совершить грех, и узы, связывавшие меня