Другим, гораздо более значительным событием, стало «Наступление Тет», или «Новогоднее наступление», названное так из-за того, что его начало пришлось на вьетнамский Новый год — Тет. Войска Северного Вьетнама и Вьетконга предприняли хорошо организованное наступление на позиции американцев по всему Южному Вьетнаму, включая такие укрепленные цитадели, как Сайгон, где было обстреляно даже посольство США. Атаки были отбиты, и силы Северного Вьетнама и вьетконговцы понесли большие потери, что позволило президенту Джонсону и нашим военным заявить о победе, однако в действительности «Наступление Тет» стало серьезным психологическим и политическим поражением Америки. Вся страна, следившая за нашей первой «телевизионной войной», увидела, что американские солдаты не чувствуют себя в безопасности даже на подконтрольных им территориях. Все больше и больше американцев спрашивали себя, способны ли мы победить в войне, которую не могут выиграть сами южные вьетнамцы, и стоит ли нам посылать туда все новых солдат, если очевидным ответом на первый вопрос является «нет».
На внутреннем фронте лидер сенатского большинства Майк Мэнсфилд призывал к прекращению бомбардировок. Роберт Макнамара, министр обороны в администрации Джонсона, вместе со своим первым советником Кларком Клиффордом и бывшим госсекретарем Дином Ачесоном говорили президенту, что настало время «пересмотреть» проводимую им политику эскалации. Однако Дин Раск продолжал поддерживать этот курс, и военные затребовали дополнительный 200-тысячный воинский контингент для его осуществления. По всей стране прокатилась волна расовых столкновений, часто весьма ожесточенных. Ричард Никсон и Джордж Уоллес официально объявили себя кандидатами на пост президента. В Нью-Хэмпшире набирала силу кампания Маккарти, поддерживаемая сотнями настроенных против войны студентов, которые прибывали в штат с намерением достучаться до каждого. Те, кто не хотел стричь волосы и бриться, выполняли технические функции в его штабе, рассылая агитационные письма. Тем временем Бобби Кеннеди продолжал раздумывать над тем, стоит ли ему включаться в предвыборную гонку.
Двенадцатого марта Маккарти получил 42 процента голосов в Нью-Хэмпшире против 49 процентов, поданных за Линдона Джонсона. Хотя последний был «вписанным» кандидатом, не проводившим в Нью-Хэмпшире агитационной кампании, эти проценты стали крупной психологической победой Маккарти и антивоенного движения. Через четыре дня в гонку включился и Кеннеди, объявив о своем решении на закрытом собрании партии в том же зале Сената, где его брат Джон начинал свою кампанию в 1960 году. Он рассчитывал отмести обвинения в непомерных личных амбициях, сказав, что кампания Маккарти уже продемонстрировала глубокий раскол в рядах демократической партии и его цель — повести страну в новом направлении. Конечно, это создало ему дополнительную проблему: ведь он обрушился на Маккарти уже после того, как тот бросил вызов президенту, чего не сделал Кеннеди.
Я наблюдал за всем этим со своеобразных позиций. Мой сосед по комнате Томми Каплан работал в офисе Кеннеди, и мне было известно, что там происходило. Кроме того, я начал встречаться с однокурсницей, которая была добровольной помощницей в штабе Маккарти в Вашингтоне. Энн Маркузен, уроженка штата Миннесота, демонстрировала блестящие знания в сфере экономики, была капитаном женской команды по парусному спорту, либералом и убежденной противницей войны. Она обожала Маккарти и, как и многие работавшие на него молодые люди, ненавидела Кеннеди за то, что он пытался перейти ему дорогу. Мы часто спорили, поскольку я был рад участию Кеннеди в избирательной кампании. Я видел, как он работал на постах генерального прокурора и сенатора, и считал, что его больше, чем Маккарти, беспокоят внутренние проблемы страны и уж, конечно, он будет гораздо более эффективным президентом. Маккарти был привлекательным внешне человеком, высоким, с седыми волосами, ирландцем по происхождению. Он был католиком, имел хорошее образование и острый язвительный ум. Однако я как-то слышал его выступление в Комитете по международным отношениям, и оно показалось мне слишком бесстрастным. До начала предварительных выборов в Нью-Хэмпшире Маккарти демонстрировал на удивление пассивное отношение ко всему происходящему и заботился лишь о том, чтобы правильно голосовать и говорить то, чего от него ждали.