Смерть Мартина Лютера Кинга потрясла страну не меньше, чем убийство президента Кеннеди. Роберт Кеннеди, который в то время вел избирательную кампанию в штате Индиана, попытался сбить волну страхов, захлестнувшую Америку, самой выдающейся речью в своей жизни. Он обратился к чернокожим с просьбой не разжигать в себе ненависть к белым и напомнил, что его брат тоже погиб от руки белого человека. Он цитировал великие строки Эсхила о боли, помимо нашей воли дающей мудрость, «как испытание свыше». Кеннеди говорил собравшейся перед ним толпе и стране, ловившей каждое его слово, о том, что мы преодолеем это трудное время, поскольку подавляющее большинство чернокожих и белых «хотят жить вместе, хотят улучшения жизни и справедливости для всех людей на нашей земле». Выступление завершалось такими словами: «Давайте же осуществим то, о чем древние греки писали много лет назад: обуздаем нашу жестокость и сделаем жизнь в этом мире более спокойной. Пусть каждый из нас посвятит себя этой цели и вознесет молитву за нашу страну и наш народ».
Смерть доктора Кинга подтолкнула людей не только к молитвам: одни опасались, а другие надеялись, что она ознаменует конец ненасильственного развития событий. Стокли Кармайкл заявил, что белая Америка объявила войну черной Америке и что «альтернативы возмездию больше не существует». Беспорядки вспыхнули в Нью-Йорке, Бостоне, Чикаго, Детройте, Мемфисе и более чем в ста других крупных и мелких городах. В результате погибли более сорока человек и пострадали сотни. Хулиганские действия стали особенно масштабными в Вашингтоне. Они были направлены главным образом против принадлежавших чернокожим компаний в районе между Четырнадцатой и Эйч-стрит. Президент Джонсон приказал Национальной гвардии восстановить порядок, но обстановка оставалась напряженной.
Джорджтаун находился на безопасном расстоянии от района, охваченного беспорядками, однако и мы остро ощутили атмосферу происходящего, когда несколько сотен национальных гвардейцев разместились в спортивном зале Школы бизнеса, где тренировалась наша баскетбольная команда. Участились поджоги домов, принадлежащих негритянским семьям, и многие были вынуждены искать пристанища в местных церквях. Я записался в Красный Крест и оказывал посильную помощь в обеспечении пострадавших продуктами питания, одеялами и тому подобным. Мой белый «бьюик» 1963 года выпуска с арканзасскими номерами и красными крестами на дверцах выглядел довольно странно на практически пустых улицах с еще дымящимися развалинами домов и разбитыми и разграбленными витринами магазинов. Один раз я проезжал там вечером, а потом воскресным утром — вместе с Кэролайн Йелделл, прилетевшей на уикенд. При дневном свете мы почувствовали себя в безопасности и немного прошлись пешком, разглядывая, во что превратились улицы в результате беспорядков. Никогда ни до, ни после этого я не думал, что в негритянском квартале мне может что-то угрожать. И у меня опять мелькнула мысль, что, по грустной иронии судьбы, главными жертвами ярости негритянского населения стали сами чернокожие.
Смерть доктора Кинга оставила ощущение пустоты у нации, которая отчаянно нуждалась в его преданности идее ненасилия и его вере в будущее Америки, нации, над которой нависла угроза лишиться и того, и другого. Конгресс отреагировал на произошедшее принятием предложенного президентом Джонсоном законопроекта о запрете расовой дискриминации при продаже и сдаче в аренду жилья. Образовавшуюся пустоту пытался заполнить и Роберт Кеннеди. 7 мая он победил на предварительных выборах в штате Индиана, выступая за расовое примирение и одновременно привлекая более консервативных избирателей призывами к более жестким мерам в отношении преступности, а также к переходу от социального обеспечения к обеспечению работой. Некоторые либералы критиковали его идею «закона и порядка», однако она была обусловлена политической необходимостью. А он верил в нее так же, как верил в необходимость отмены всех отсрочек от призыва в армию.
В Индиане Бобби Кеннеди стал первым новым демократом — задолго до Джимми Картера и до появления Совета руководства демократической партии, формированию которого я содействовал в 1985 году, а также до моей избирательной кампании 1992 года. Он выступал в защиту гражданских прав и против каких-либо привилегий, за предоставление бедным помощи, а не подачек; он считал, что рабочие места лучше пособий. Кеннеди интуитивно чувствовал, что прогрессивная политика требует защиты как ростков нового, так и фундаментальных ценностей, как широких преобразований, так и социальной стабильности. Если бы он стал президентом, развитие Америки в оставшиеся десятилетия XX века пошло бы по совсем другому пути.