Моя рыжая проблема 1-2

— Да, вот это, — выдохнул он, сомкнув веки. — Знаешь, там внутри каждого пятого камня — человек. Он думает, чувствует, испытывает жажду и голод, страх, не может уснуть — и перестать существовать тоже. Некоторые выходят, спустя годы, и становятся гораздо сильнее прежнего. Но некоторые остаются. Знаешь, что такое быть камнем? Это когда пытаешься двинуться каждой частичкой себя, но даже моргнуть не можешь. И постоянно хочется… дышать, просто дышать.

Я задержала дыхание, но не выдержала и полминуты, запаниковала. Голова кружилась, и перед глазами плыла золотая пелена.

— Ты… уже был там? В камне?

— Один раз, — уклончиво ответил Итасэ, переворачиваясь на бок. — Стало интересно. Шаа вытащил меня через четыре сета. Обратно я не хочу, пусть даже и знаю, что теперь сумею выбраться сам.

— Да уж… — Меня передёрнуло. — Отлучение от мастерской кажется действительно не очень строгим наказанием. И я совершенно точно не хочу сердить Ригуми Шаа впредь.

— Иногда я завидую созидающим совершенство, — признался Итасэ неожиданно. — У них там простые нравы. Если навредил пациенту, ошибся — попрощайся с кожей. С пальца, с ладони, с руки, смотря насколько велик вред. До заката лечить себя нельзя, но потом считается, что вина искуплена.

Я представила — и мне стало дурно. Хотя вообще-то, если задуматься, в сравнении небытием в камне такая боль — не худший выбор. К слову, о созидающих совершенство…

— А ты не знаешь, где находится мастерская Аноры Лэккен? Вроде бы Оро-Ич велел Соулу идти туда.

— Хочешь навестить Орсу? — заинтересованно приподнялся на локте Итасэ. Он по-прежнему был бледен, но не смертельно, а в обычной своей призрачной тональности. То ли сгусток тумана, то ли человек, то ли видение — нормальное для него состояние. — Я покажу дорогу. Недурная мысль. Через несколько сетов Орса наверняка уже будет здорова, и я бы тоже хотел увидеть её и убедиться, что всё в порядке. Если перед кем я и виноват, то перед ней, пусть и считается, что за неё отвечал брат.

Невольно я улыбнулась.

Мне нравились перемены в Итасэ. Его раковина-язвительность никуда не исчезла, но иногда створки приоткрывались, и тогда становилась видна жемчужина, прекрасная, сияющая. Такую хочется спрятать на дне морском от чужих глаз, сохранить для себя — пусть даже в воспоминаниях.

— Почему бы и нет? Но сначала надо зайти домой, перекусить, переодеться, искупаться… Ах, да, может, и Айку ещё отыскать, я давно хочу познакомить эти две микрокатастрофы.

Итасэ посмотрел на меня с вежливым интересом.

— Ты всё-таки затаила зло на мастера, Трикси-кан? Хочешь разрушить Лагон, и так отомстить ему? О, безжалостность обиженной женщины не знает пределов.

Я рассмеялась, поднимаясь.

— Да ну, не стоит преувеличивать разрушительную силу всего лишь двух девчонок…

— Погоди. — Итасэ гибко извернулся и поймал меня за локоть в последний момент. Тёмные глаза были предельно серьёзными. — Спасибо. За то, что не промолчала, хотя могла бы.

"На самом деле — не могла".

Слова застряли у меня в горле, мысли — увязли в куполе. Но, думаю, Итасэ понял всё правильно, потому что внезапно он улыбнутся. Это было… это было так, словно засыпаешь сумрачным, промозглым ноябрьским вечером, когда на дорогах чёрная грязь вперемешку со льдом, и лес точно ободранный, а утром распахиваешь окна — и в лицо выплёскивается тёплый, ясный, головокружительный май в дымке нежной листвы, в ореоле медовых цветов.

— Кажется, Лао не прогадал с подарком, — пробормотала я.

Итасэ удивлённо вздёрнул брови:

— Что?

Магия уже ушла; он снова напоминал скорее зимнее грозовое облако, чем человека из плоти и крови.

Мы разбежались, договорившись через пару сетов встретиться у приметного синего дерева на полпути к мастерской Аноры. Дом встретил меня удивительной тишиной и покоем. Перья Шекки кольцом разошлись, открывая вход, стоило только к ним прикоснуться, розоватые гроздья светильников приветственно вспыхнули. Запасы в кладовке, разворошенные постели, ярко-алый шарф Тейта, свисающий с лестницы — всё выглядело так, словно мы отлучились ненадолго и совсем недавно.

Обманчивое впечатление.

Возвращаются всегда другие…

В родном мире я не ощущала это настолько остро. Наверное, потому что и не уходила никуда по-настоящему, одной ногой оставалась дома, одной рукой держалась за край пиджака дяди Эрнана — или за мамин лабораторный халат. А здесь нужно было принимать решения, рисковать не только своей репутацией, но и жизнью. От моих действий часто зависело благополучие других людей, и не потому, что я занимала какое-то особенное положение, нет; просто связи тут, в Лагоне, были прочнее, теснее. Не ученики и подмастерья, но близкие друзья; сложная система, где перемены даже в маленьком узелке затрагивают весь смысловой узор.