Радость встречи со зрителем – это огромная радость, и если определить, в чем она состоит, то, вероятно, это ощущение дружбы со зрителем.
Когда актер на концерте читает стихи, то это вовсе не монолог – это диалог со слушателем. Если внутри актерского монолога, внутри моего номера есть пауза, то не я держу эту паузу, не я, а зритель. От его восприятия зависит длительность этой паузы. Если я этого не ощущаю, я не актер. Ощущение обратной связи делает актерское исполнение лучше, талантливее, и рождается какая-то особая актерская благодарность зрителю. Когда такая тишина возникает в зрительном зале, что будто там и нет никого, актер ощущает всех зрителей сообщниками, друзьями.
Профессия актера – это профессия дружбы с людьми. Я знаю, что надо мной дамоклов меч занесен. Очень немного лет смогу я еще выступать перед зрителем, но я благодарен своей судьбе за то, что больше полвека я испытываю радость встречи со зрителями, радость дружбы с людьми. Разными, совершенно разными людьми – рабочими, колхозниками, студентами, академиками, солдатами; болгарами, поляками, немцами, американцами, французами, жителями разных стран, разных континентов.
Первые концерты
Но если я счастлив тем, что так часто ощущал радость от выступлений на концертах, то это вовсе не значит, что мне не приходилось испытывать горя неудач. Да я и писал о них.
Для всякого актера, как бы ни был велик его опыт и стаж, даже маленькая неудача ощущается раной. И рана эта заживает не легко и не быстро. А в случае больших неудач, в случае провалов актер просто заболевает. Чаша сия не могла меня миновать. Я тоже получал ранения от неудач и заболевал горем провалов, но ни то, ни другое не могло заглушить радости от большинства встреч со зрителем, и чувство счастья не покидало меня в течение всех лет моей профессиональной концертной работы. Это счастье, может быть, можно сравнить с удачным браком, в котором влюбленность первого дня сохранилась в течение полувека.
Какой же день в этом «браке» нужно считать первым? Определить его трудно.
Вы знаете, что мой «роман» с куклой начался незаметно для меня самого. Многие романы и в жизни возникают незаметно для их участников. Сперва двум встретившимся людям бывает приятно болтать ни о чем. Потом возникает желание встречаться чаще, а болтовня ни о чем превращается в разговоры о работе, о профессии, о жизни. Потом эти встречи становятся Необходимостью, а периоды между встречами кажутся разлуками. Это уже Любовь. А потом разлуки прекращаются вовсе, а встречи сливаются в Непрерывную линию жизни. Это брак.
Так вышло и у меня. Сперва мне было весело «болтать» с моими куклами, Потом темы «разговоров» начали становиться все шире, а разлуки все короче, и наконец выяснилось, что это уже любовь. Тогда разлуки прекратились. Возник брак, то есть профессия.
Днем регистрации брака надо, вероятно, считать тридцать первое декабря Двадцать третьего года, то есть день моего первого платного выступления. В таком случае, регистрация была неудачной. Я почти провалился. От концерта остались только деньги и стыд. А стыд всегда больше денег. Думаю, что потому я сравнительно легко перенес этот стыд, что, во-первых, не очень сознавал свой первый концерт началом профессии, а во-вторых, в провале не были повинны куклы. Выступал я в вечер встречи Нового года в одном учреждении. Ширма моя стояла в углу небольшого зала, в котором не было ни скамеек, ни стульев. Зрители в очень небольшом количестве стояли перед ширмой, а сзади них разгуливали и громко разговаривали те, кому через головы других просто ничего не было видно.
Окончательно вылечиться от провала помогла мне продолжавшаяся «Домашняя самодеятельность».
Но уже начиная с двадцать шестого – двадцать седьмого года профессиональные концерты стали происходить все чаще и чаще, возрастая в количестве с каждым месяцем и годом.
Первое время появление на концерте человека с ширмой, который зачем-то собирается показывать взрослым людям кукол, зрители встречали недоуменным шорохом, а то и ясно слышимыми скептическими репликами, но почти всегда после первого же номера скепсис пропадал и, выйдя на поклон из-за ширмы, я встречался с веселыми глазами, и становилось ясно, что следующий номер уже не должен проламывать льда.
Постепенно москвичи привыкли к новому концертному жанру и к моей фамилии, и меня стали не только провожать аплодисментами, но и встречать. Появились все профессиональные показатели успеха. В афишах сборных концертов я из разряда «и др.» перешел сперва в разряд тех, кого называют, а потом начал появляться и в так называемой «красной строке». Конферансье перестали выпускать меня в первых номерах концерта, а передвинули в середину и даже не боялись мною кончить отделение. Все чаще и чаще попадались дни, когда количество предложений было большим, чем я мог выполнить, и я принужден был отказываться.