Моя по умолчанию

– Дед, дыши! – мне приходится даже подтолкнуть старика локтем, чтобы тот, наконец, отмер. Ну, Даная! Это как вообще? Каким надо обладать талантом, чтобы молчать на сцене добрых десять минут и держать при этом зал за яйца исключительно силой своего божественного дара?

Дед приходит в себя вместе с остальными зрителями. В зале проносится синхронный вздох. Кто-то на задних рядах начинает хлопать. К нему присоединяются. И следующая реплика Данаи со сцены тонет в овации. Я впервые на ее спектакле. Она нашла для нас пару билетов, когда я обмолвился, что мой дед – заядлый театрал. Надеюсь, хоть теперь мне удастся их познакомить. Потому что до сих пор она не нашла на это времени. Не нашла времени на нас, на меня. У нее то какие-то съемки, то репетиции, то спектакли, то дела Фонда… У нее такой график, что даже я со своим, всегда казавшимся мне довольно жестким – нервно курю в сторонке. И, кажется, в этом всем нет ни конца, ни края.

Ни места для меня.

И это бесит! Это дьявольски бесит. Особенно потому, что я совершенно не против, чтобы она работала. Но не так же! Не на износ. Беременная… Между прочим, моим ребенком.

Раздражение копится. Я едва держусь. И, буквально наступая себе на горло, впервые подстраиваю свою жизнь под кого-то. Мне приходится  свыкнуться с мыслью о том, что если я не постараюсь, не выложусь по полной, ничего между нами не будет. Она как будто… заинтересована, но не то чтобы слишком. В то время как я, кажется, ей одержим. И чем дольше длится мое ожидание, тем сильней становится эта моя одержимость ею. Ни одной женщине я не предлагал столько, сколько предлагаю ей. Как же она не понимает!

– Грандиозно! Кто бы мог подумать, что женщина сможет сыграть Гамлета так? – восхищается дед. – Хотя ведь были попытки. И удачные. Но это какое-то совершенно новое прочтение! А эта пауза в начале второго акта? Это что-то невероятное. Ты видел, как реагировал зал?!

Дед в полном, щенячьем восторге. Я давно не видел его таким бодрым. Все же возраст дает о себе знать.

– Угу. Она молодец, – киваю, необычайно за нее гордый. И кошусь в сторону выхода. Интересно, когда она освободится? Не май месяц на дворе. Холодно. И дед, вон, ежится.

– Давай подождем в машине. Не то твои цветы замерзнут. Она может задержаться.

Дед кивает. Смотрит на меня внимательным все подмечающим взглядом.

– Что, милый, не привык ты к такому, да? Сложно?

– Ничего. Справлюсь, – фыркаю я, вытягивая ноги, насколько это возможно.

– Главное – дров не наломай.

– Не наломаю.

– Хорошо бы. Ты слишком собственник. А она…

– Что?

– А она никогда не будет принадлежать лишь тебе, Георгий. Такие женщины рождены для другого.

Стискиваю зубы. Отворачиваюсь к окну. Мне не нравится ни то, что опять приходится ждать, ни слова деда, которые делают это ожидание невыносимым и как будто даже... ненужным. В машине тепло. После выпитого в антракте коньяка начинает клонить в сон. Не найдя в моем лице достойного собеседника, дед начинает о чем-то трепаться с Максом, и я даже на пару секунд отключаюсь под их развеселый треп.

– Нюта написала, что они выходят.

– Встреть, – не открывая глаз, командую я.

– А ты?

– А мы здесь подождем.

– Ну, уж нет! – противится дед. – Я пойду с Максимом.

Понимаю, что веду себя совершенно по-идиотски. Торопливо выхожу следом. К тому моменту Макс уже успел свернуть за поворот. Я подхватываю деда под руку, чтобы тот не дай бог не упал на скользкой плитке, и неспешно шагаю, подстраиваясь под его по-старчески чуть семенящий шаг.

– Темно, хоть глаз выколи. Какого черта они не установят здесь фонарь? – удивляюсь, потому как, ну, ведь и правда, темень. Благо открывается дверь, и в потоке льющегося в проем света я замечаю сначала незнакомую парочку, а за ними и Нюту с Данаей. Несмотря на спустившуюся на город ночь, та почему-то в очках. Сходит со ступенек, завидев нас, вяло машет рукой, шагает было навстречу, но останавливается, когда ее окликают:

– Даная!

От автора: друзья, совсем скоро на книгу откроется подписка. Не забудьте, что только для первых читателей стоимость книги - минимальна. Скидки от нее не будет.

Она оборачивается, а дальше происходят сразу две вещи – окликнувший ее человек (я сразу не понимаю, женщина это или мужчина) резко заносит руку и что-то выплескивает Данае в лицо. Еще не осознав толком, что происходит, бросаю деда и со всех ног бегу к ней. Но Макс гораздо ближе, поэтому именно он берет ситуацию под контроль. Вырывает из рук растерявшейся Нюты бутылку Нарзана, подхватывает заваливающуюся Данаю, опускает на землю, одновременно с этим поливая ее лицо водой. Это длится какие-то доли секунды. Может, и того меньше. Но в моей памяти они занимают огромное место. Наверное, так происходит потому, что память запечатлеет все происходящее в мельчайших подробностях. Топот отдает в ушах, кровь пульсирует, сердце заходится. 

– Нужна вода! Больше воды. В нее плеснули кислотой, – чеканит Макс.

– Я разберусь, – сиплю в ответ и, неуклюже падая на колени перед лежащей на голой земле Данаей, набираю полные пригоршни снега. – Найди того, кто это сделал!