Моя плоть сладка

В сорок два года бывшая наездница все еще была хороша. Ее лицо без морщин выглядело молодо, а фигура была такой же стройной, как и у ее дочери. В ней, казалось, было еще больше огня, чем в Элеане. Коннорс не мог понять, как мужчина мог бросить Селесту, которая тогда была на двадцать лет моложе. И хотя в ее волосах проглядывали серебряные нити, а руки огрубели от работы, Селеста вполне могла сойти за сестру своей дочери.

Элеана тяжело вздохнула.

– Мама, представляю тебе Эда Коннорса, моего старого друга из Чикаго, он приехал на свадьбу.

Легкий французский акцент в речи Селесты был не более заметен, чем у ее дочери.

– Рада с вами познакомиться, мистер Коннорс. – Она ущипнула Элеану за щеку. – Элеана много говорила мне о вас.

Произнеся это, она прошла в столовую и попросила служанку принести вазу для роз, которые держала в руках.

Коннорс взглянул на Элеану и насмешливо улыбнулся.

– Как тебе это пришло в голову! Я никогда при ней не произносила твоего имени и рассказала о тебе только дяде Джону. Селеста говорит так всем приглашенным. Это ее манера быть любезной и делать людям приятное.

– А, я вижу, – протянул Коннорс.

Пальцы Элеаны сжали его руку.

– Я прошу тебя, Эд. Мама столько пережила и так счастлива видеть, что я делаю, по ее словам, хорошую партию. И не надо причинять ей беспокойство рассказами относительно моего отца. Во всяком случае, пока мы не будем уверены в этом.

– Думаю, это правильно, – согласился Коннорс. – Нет необходимости огорчать Селесту. Почему бы не дать возможность шерифу Томсону провести следствие и не подождать, пока он найдет что-нибудь. В этом городе до сих пор проживает больше тридцати человек, работавших на Дона. И если это он стрелял, если Дон в Блу-Монде, кто-нибудь из этих людей узнает его.

Коннорс спросил, есть ли вероятность того, что Дон придет в этот дом.

– Сюда? Дону прийти сюда? После того, что он мне сделал? – Джон Хайс возмутился. – Я не ради забавы владею фабрикой и банком, молодой человек. – Он жестом указал на программы. – Это был мой цирк. Это была моя жизнь. И Дон все пустил на ветер из-за какой-то цыганки и ничтожной суммы денег, которую мы часто выручали за два удачных представления.

Вскоре, занятый какими-то делами, Хайс покинул их и поднялся по лестнице на галерею.

Коннорс взял Элеану за локоть.

– Дорогая, прошу тебя, ты должна меня выслушать. Ты не можешь выйти за него замуж…

Он попробовал поцеловать ее, но получил пощечину.

– Я же тебе сказала, что тебе нечего делать в моей жизни.

Элеана вырвалась и пошла в столовую к матери.

Обед был в девять часов. Селеста одна поддерживала разговор. Коннорс и Лаутенбах были посторонними в семье, приезд друзей семьи ожидался лишь в конце недели.

Окна столовой выходили на очаровательную лужайку, спускавшуюся к реке. Время от времени Джон Хайс бросал взгляд на большие окна-двери. Один раз он уронил свою салфетку, и, когда нагнулся, чтобы поднять ее, Коннорс заметил черный, ствол пистолета под левой подмышкой Хайса.

– А чем вы занимаетесь, мистер Коннорс? – спросил Лаутенбах.

– Я пишу.

Элеана добавила:

– Приключенческие и детективные романы. У мистера Коннорса замечательное воображение.

Коннорс решил не продолжать. Его разговор с Шадом, замечательный контракт с «Таннер пресс» – все было так далеко… Он ждал дальнейших вопросов Лаутенбаха, но тот молчал. Если его и интересовали причины появления Коннорса в Блу-Монде, то он был слишком хорошо воспитан, чтобы расспрашивать об этом. Худой, с маленькой рыжей бородкой, сорокапятилетний Лаутенбах казался совершенно инертным. Все в нем потухло. Изредка он смотрел на Элеану, но в его взгляда не было пламени.

Коннорс сомневался, что замужество Элеаны будет удачным. Этот человек уже не может ничего дать. Лаутенбах просто женился на матери своего будущего наследника. Этот человек растратил все, кроме денег.

Они пили кофе и ликер в гостиной. В десять часов зазвонил телефон. Джон Хайс подошел к аппарату, потом вернулся и сел на софу рядом с Коннорсом.

– Звонил шериф Томсон. На оружии нашли отпечатки пальцев. Это старое охотничье ружье, которое обычно запиралось в шкафу в нижнем этаже отеля. Томсон думает, что это ружье когда-то принадлежало мне и что именно его пять лет назад я дал бедняге Макмиллану, когда он вздумал поохотиться на зайцев.

Он говорил тихим голосом, и Коннорс ответил так же тихо.

– Следовательно, любой мог взять его?

– Любой.

– Вы ему сказали, что подозреваете, что ваш брат вернулся?

– Нет, – сухо ответил Хайс, – я не говорил ему об этом.