– В третий раз – месяцев пять назад, в начале лета. Это случилось в доме родителей Джины в Найли. В саду, вечером, смеркалось. Из сада я видела темный силуэт дома. Я слышала чей-то голос в беседке. Мужчина говорил о любви. Я узнала этот голос и убежала. Убежала, говорю вам! Но я видела, как из беседки вышла Джина Прево, и она улыбалась. Тогда я сказала себе, что ошиблась… Но сегодня, когда я снова услышала этот голос, все перевернулось во мне. И я узнала! Не отказывайтесь! Моя маленькая Одетта… Я не хочу слышать ваши возражения. Когда я прочла в газетах о Клодин…
Мадам Дюшен в упор взглянула на Бенколина. Тот неподвижно сидел на месте и молчал.
– Вы ничего не скажете мне?
– Ничего, мадам.
Снова наступило молчание. Раздавалось только тиканье часов.
– О… понимаю, – сказала она. – Я… надеялась, что вы не откажете, мсье. Да, надеялась. Но теперь я поняла. – Она слабо улыбнулась и пожала плечами: – Знаете, мсье, я прочла в газете, что Клодин была в руках восковой фигуры, которую называют «Сатир Сены».
Я представляла себе этого человека. Не знаю насчет Сены… но он сатир, дьявол.
Робико торопливо перебил ее.
– Тетя Беатриса, нам лучше уйти. Мы отнимаем время этих людей.
Женщина встала. Бенколин и Робико тоже. Она продолжала беспомощно улыбаться. Бенколин взял ее руку и низко поклонился.
– Боюсь, что пока ничем не могу помочь вам, мадам, – пробормотал он. – Но я обещаю, что очень скоро этот человек окажется там, где я хочу его видеть. И, клянусь богом, больше он не побеспокоит ни вас, ни кого-либо другого, и… будьте мужественной.
Он все еще стоял со склоненной головой, когда дверь за ними закрылась. Свет освещал седину в его волосах. Бенколин медленно сел на место.
– Я старею, Джефф, – неожиданно сказал он. – Не так давно и я бы позволил себе посмеяться над этой женщиной!
– Посмеяться? О, боже!
– И я бы многих спас от ненависти, как это делает Галан, только потому, что я мог смеяться над ними. Это всегда различало нас.
– Ты сравниваешь себя с…
– Да. Он видел, как слова убивают людей. А я, Джефф? Я продолжал хихикать, как испорченный органчик. Я стал слепым и не делал различия между страстью и жалостью. Я мог говорить глупости! Да! Я смеялся, потому что боялся людей, их мнений или их презрения…
– Позволь мне посмеяться над этим.
– О, да, смейся. Поэтому они принимали меня за меньшее, чем я есть, а я хотел казаться большим. Только ум давал мне силу. Все говорили об Анри Бенколине, боялись его, восхищались им, а теперь за этим встает хрупкий призрак и удивляется.
– Удивляется? Чему?
– Удивляется, Джефф/почему считают мудрым жестокого идиота, который сказал: «Познай себя». Доктрина, призывающая познать себя, свой ум, свою душу, сводит людей с ума. Люди слишком много думают о себе. Умэто величайший лжец. Ложь – его профессия…
Это было странное настроение. Он выбрасывал из себя слова. Я не понимал его, но знал, что у Бенколина бывают периоды такой черной депрессии. Он говорил, а сам крутил в руке серебряный ключ.
– Джефф, я говорил, что сегодня ночью мы пошлем кого-нибудь в «Клуб масок», чтобы подслушать разговор Галана и Джины Прево: Как думаешь, ты сумеешь сделать это?
– Я?
– Почему бы и нет? Ты сделаешь это?
– Ну, в этом нет ничего сложного. Но поверят ли твои люди в мои способности?
– О, я не знаю. Дело в том, что ты высок и строен, как Робико, и ты будешь в маске и с ключом. Что касается меня, то мое настроение и нервы мешают мне заняться этим. Будь осторожен, Джефф. Это будет очень опасно, уверяю тебя.
– Это действительная причина?
– Полагаю, да. Ну, что ты скажешь?
– С величайшим удовольствием сделаю это.
– Появившийся шанс исследовать клуб приводит меня в волнение. Предвкушение рискованного приключения… и… – Бенколин увидел выражение моего лица. – Ты слушаешь меня, черт возьми? Это не забава.
Я кивнул. Теперь он снова стал самим собой, снова его ум работал четко и решал сложные задачи.
– Я дам тебе инструкции… Прежде всего я хочу тебе сказать, что ты должен ожидать. Джина Прево может знать, но может и не знать, кто убийца. Ты выслушал мою версию, но это всего лишь версия. У нас нет никаких доказательств в подтверждение ее. Но если она знает убийцу, Галан сделает все, чтобы вытянуть из нее правду, и сделает это лучше, чем весь департамент полиции. Если мы сможем установить диктофон…
– Бенколин, – перебил я, – кто убийца?
Удар был точным. Если Бенколин знает, то скажет из тщеславия, но если не знает – разозлится.
– Не знаю, – медленно произнес он. – Понятия не имею. – Он помолчал. – И это действует мне на нервы.
– Ну, а логический вывод?
Он пожал плечами.
– Возможно, логика могла бы помочь. Я скажу тебе о цели убийства, как я себе это представляю. Меня раздражает, что я смогy вообразить всю сцену убийства, то, как оно совершилось и что было потом, но лицо убийцы для меня невидимо. Послушай…
Он налил себе еще бренди и начал пить маленькими глотками.