– Нет, – ответил Бенколин. – Мы только хотим осмотреть ваш музей. И мы хотим знать, видели ли вы эту девушку.
Огюстен положил дрожащие руки на стол и уставился на Бенколина.
– Тогда я отвечу – да, – воскликнул он. – Да! Потому что подобные вещи происходят в моем музее, а я их не понимаю. Я начинаю считать себя сумасшедшим. – У него затряслась голова.
Шамон мягко прикоснулся к его плечу.
– Я не знаю, сможете ли вы понять то, что я имею в виду, – сказал старик. Голос его звучал хрипло. – Цель, иллюзия, дух восковых фигур… Эта атмосфера смерти… Они безмолвны и неподвижны. Они выставлены в каменных гротах подальше от дневного света и освещены зеленоватым светом. Кажется, что вы находитесь на дне моря. Вы понимаете? Все мертво, ужасно, величественно… Там реальные сцены из прошлого. Марат, заколотый в ванне. Людовик XIV с головой, отрубленной гильотиной. Мертвый бледный Бонапарт, лежащий в постели в своей коричневой комнатке на острове Св. Елены, рядом слуги…
Огюстен говорил как бы про себя.
– И – вы понимаете? – эта тишина, эта неподвижность – это мой мир. Я думаю, он похож на смерть, потому что смерть может заморозить людей в любых положениях, в которых она их застанет. Но это единственная фантазия, которую я себе позволяю. Я не воображаю, что они живы. Много ночей я бродил среди своих фигур и часто стоял, между ними. Я наблюдал за мертвым Бонапартом, представляя, что действительно нахожусь при его смерти. Воображение даже заставило меня слышать шум ветра, и видеть мерцание света…
– Это дьявольская чушь! – рявкнул Шамон.
– Нет… позвольте мне продолжать! – настаивал Огюстен странным голосом. – Господа, я всегда испытываю слабость после этого. Я дрожу, и у меня слезятся глаза. Но, вы понимаете, я никогда не верил в то, что мои фигуры живут. Если бы одна из них шевельнулась, – его голос дрогнул, – если бы хоть одна из них шевельнулась, я бы сошел с ума.
Это было то, чего он боялся. Шамон сделал нетерпеливое движение, но Бенколин знаком успокоил его.
– Вы стали бы смеяться над человеком, который, стоя в музее восковых фигур, вдруг заговорил бы с одной из них, считая ее живой? – Старик уставился на Бенколина. Тот кивнул. – Вы видели их и знаете, что они похожи на настоящих. А видели вы их двигающимися или разговаривающими? В моей галерее ужасов есть фигура мадам Лучар, убийцы топором. Вы слышали о ней?
– Я отправил ее на гильотину, – кратко сказал Бенколин.
– А! Понимаете, мсье, – с еще большим беспокойством говорил Огюстен, – некоторые из этих фигур – мои, друзья. Я люблю их, я могу разговаривать с ними. Но эта мадам Лучар… Я ничего не мог с ней сделать, даже когда лепил ее из воска. Это шедевр! Но она меня пугает. – Старик вздрогнул. – Она стоит в музее тихая и скромная, со сложенными руками. Похожа на новобрачную, в пальто с меховым воротником и в маленькой коричневой шляпке. Однажды ночью несколько месяцев назад, когда я закрывал музей, могу поклясться в этом, я видел мадам Лучар идущей по галерее.
Шамон стукнул кулаком по столу.
– Пошли, – сказал он нам. – Этот человек – сумасшедший.
– Но нет, это была иллюзия… Она стояла на своем обычном месте. – Огюстен повернулся к Шамону. – Вам лучше выслушать меня, потому что это имеет прямое отношение к вам. Мадемуазель, которая, по вашим словам, исчезла, была вашей невестой. Хорошо! Вы спросите меня, почему я вспомнил о вашей невесте. Я расскажу вам. Она пришла вчера около половины четвертого, незадолго до закрытия. В главном холле было всего два или три человека, и поэтому я заметил ее. Она стояла около двери, ведущей в подвал, – там у меня галерея ужасов, – и смотрела на меня как на восковую фигуру. Красивая девушка. Шикарная. Потом она спросила меня: «Где здесь Сатир?»
– Какого черта она имела в виду? – спросил Шамон.
– Это одна из фигур галереи. Но послушайте! – Огюстен наклонился вперед. Его белые усы и бакенбарды, бледно-голубые глаза и потное лицо – все дрожало от волнения. – Она поблагодарила меня. Когда она спустилась вниз, я подумал, что надо проверить время, не пора ли закрывать. Как только я обернулся в сторону лестницы… Зеленоватый свет освещал шершавые камни стены возле лестницы. Мадемуазель почти скрылась за поворотом, я слышал ее шаги. А потом, я могу поклясться, я увидел на лестнице другую фигуру, следовавшую за вашей невестой. Мне показалось, что это была мадам Лучар, покойная убийца из моей галереи. Я видел ее меховой воротник и маленькую коричневую шляпку.
Зеленый свет убийства
Хриплый дрожащий голос замер. Шамон схватил Огюстена за руку.
– Вы или законченный негодяй, – ломким голосом воскликнул он, – или действительно сумасшедший.
– Спокойнее! – сказал Бенколин, – Больше похоже на то, мсье Огюстен, что вы видели реальную женщину. Вы выяснили это?