Моя любовь когда-нибудь очнется

Его блестящие как стекло глаза смотрели прямо на меня. Эймос промок насквозь, его лицо было покрыто кровью и грязью, но он был жив. С трудом сфокусировав на мне взгляд, он с усилием поднял левую руку, включил зажатый в кулаке фонарик и направил луч света в окно водительской дверцы. Свет фонаря качался из стороны в сторону, и я понял, что Эймосу стоит огромного труда оставаться в сознании. Посмотрев в ту сторону, я увидел на пассажирском сиденье бесформенный силуэт человека. Пристегнутый ремнями, он висел вниз головой, и врывавшийся в разбитое окно ветер трепал его длинные темные волосы. Судя по всему, это и был тот злополучный пьяница, которого Эймос себе на беду повез в больницу вместо того, чтобы засадить до утра в «обезьянник».

– И все из-за какого-то алкаша! – Я выхватил из руки Эймоса фонарик и, утопая по колено в жидкой грязи, обогнул машину с противоположной стороны. Пока я продирался сквозь заросли убитой холодом осоки, автомобиль Эймоса сполз еще на пару дюймов вниз, и вода из ручья начала просачиваться через разбитые окна в салон, понемногу заполняя пространство под крышей.

Перехватив фонарик поудобнее, я направил луч света на распухшее, грязное лицо пассажира или, вернее, пассажирки. Ее глаза были закрыты, спутанные волосы закрывали лицо, и я, наклонившись, отвел их рукой в сторону, пытаясь разглядеть человека, из-за которого мой друг едва не расстался с жизнью.

Это была Аманда.

– Эймос, какого черта?! – Я не знал, сколько времени она провисела вниз головой, но ее лицо отекло и приобрело синюшный оттенок. Кусочки разбитого стекла рассекли кожу, и лицо Аманды было покрыто кровавыми разводами. Битое стекло застряло и в волосах, но я понимал, что главная опасность не в этом. Если машина сдвинется по склону еще хоть немного, ее голова окажется под водой, и тогда Аманда попросту захлебнется.

Если, конечно, она еще жива.

Подняв руку, я потянулся к ее шее, пытаясь нащупать пульс. Он был медленным и слабым, но меня это ободрило. Теперь нужно было как можно скорее извлечь ее из салона.

– Эймос? – позвал я, огибая машину.

Мой друг лежал совершенно неподвижно, и глаза его были закрыты. Я видел, что он дышит, но дыхание было неглубоким и редким, к тому же при каждом вдохе его лицо искажала гримаса боли. Судя по всему, у него были сломаны ребра. Одно или два, возможно, больше. Жизни эти травмы пока не угрожали, но помощи от него ждать не приходилось.

Вернувшись к машине, я увидел в салоне сдувшуюся подушку безопасности и погнутый руль. Сумка, с которой Эймос обычно ездил в тренажерный зал, валялась в задней части машины на ставшем полом потолке, где уже набралось дюйма полтора воды. Стараясь не порезаться об осколки стекла, я вытащил сумку и заглянул внутрь. Под руки мне попался серый спортивный костюм Эймоса. Я вытащил куртку и, обернув ею голову друга, соорудил ему что-то вроде подушки из снега.

Пока я возился, Эймос открыл глаза и посмотрел на меня почти осмысленно. Губы его дрогнули, но я не услышал ни звука.

– Держись, приятель! – Я похлопал его по щеке. – Только не отключайся, ладно?

Лицо и одежда Эймоса были в крови, на спортивной куртке тоже начали проступать темные пятна. Это было скверно, но еще хуже было то, что холод наконец добрался и до меня, и я почувствовал, что пальцы коченеют и не слушаются. Еще немного, подумал я, и я не смогу помочь ни Эймосу, ни Аманде.

Сорвав с плеча друга портативную рацию, я поднес ее к губам и нажал тангенту.

– Эй, кто-нибудь… Говорит Дилан Стайлз. У меня срочное сообщение… – Я крепко зажмурил глаза, пытаясь сосредоточиться. – Я нахожусь на железнодорожном переезде возле пастбища Джонстона. Эймос попал в аварию…

«Черт, какое это шоссе? Думай, Дилан, думай!»

– Железнодорожный переезд на Двадцать седьмом окружном шоссе… Эймос ранен. И его пассажир тоже. Срочно нужна медицинская помощь… – Выронив рацию, я подсунул левую руку под голову Эймоса. – Держись, друг, не сдавайся!

Рация неожиданно захрипела:

– Повторите ваше сообщение, мистер Дилан. Говорит Ширин. Дилан, где вы? Ответьте!..

Я снова схватил рацию и вдавил тангенту в корпус. На этот раз я не говорил, а кричал:

– Ширин, пришлите нам «Скорую» и спасателей! Скорее! Эймос ранен, и Аманда Ловетт тоже. Железнодорожный переезд на Двадцать седьмом шоссе. Ради бога, пришлите нам врачей!

Ширин что-то говорила, но я ее уже не слушал. Вцепившись в ручку передней пассажирской дверцы, я попытался ее открыть, но дверь заклинило. Тогда я просунул руку в дыру, образовавшуюся на месте окна, и слегка потрепал Аманду по щеке.

– Аманда? – Я похлопал сильнее. – Держитесь, Аманда! «Скорая» уже едет. Только потерпите, вас обязательно спасут.

Никакой реакции. Лицо Аманды оставалось безжизненным, и я снова попытался нащупать у нее на шее пульс. Пульс, хоть и слабый, никуда не исчез, но в себя Аманда не приходила.