Хочется тут же ее всю истрогать, излапать, заменить его следы, возможные, только возможные следы, на нежной коже своими. И чтоб больше никто! Больше никогда!
Молча подхватываю ее на руки и несу к кровати, благо — это пара шагов. Слава Хрущеву и его однушкам!
Опускаю Эвиту на бежевое покрывало, сдираю с себя футболку, дергаю ремень на джинсах, роюсь в кармане в поисках резинок, высыпаю неподалеку, чтоб в доступе были.
Эвита, придя в себя, похоже, косится на ворох блестящих квадратиков, усмехается:
— Ты так в себе уверен был, когда шел сюда?
— Нет, — признаюсь я, расчехляя джинсы и с удовольствием ловя внимательный взгляд потемневших в предвкушении глаз на своих пальцах, — не рассчитывал… — скольжу к ней, нависаю над улыбающимся лицом, смотрю в упор, не скрывая своей ярости, — но надеялся.
— Ты… очень упертый придурок, знаешь это? — шепчет она, едва шевеля губами, и покладисто раздвигает ноги, позволяя моим пальцам легко содрать эту кружевную нитку, которая по недомыслию называется трусами.
— Конечно знаю, — тянусь за презервативом, разрываю зубами упаковку, чуть поднимаюсь, чтоб раскатать латекс по члену. Эвита, облокотясь на кровать, не отрывает взгляда от моих рук, и это, не скованное рамками стыда и приличий рассматривание заводит еще сильнее, — еще какой упертый… — жестко прижимаю ее обратно к покрывалу, дергаю на себя за ноги, погружаюсь в мягкую влажность, едва не кончая от кайфа, меня бьет током по всем нервным окончаниям, и похоже, пиздец мне, окончательный и бесповоротный… И ее глаза, сумасшедшие, жадные, порочные… Попал, вот попал… Выхожу и с размаху, толчком, снова — в нее, заставляя вскрикивать и понимая, что это — моя погибель, точно, вот ведь… Ускоряюсь, ложусь на нее полностью, не позволяя двигаться, сполна наслаждаясь своим падением, своей маленькой гибелью, распадом личности… Все это вызывает иррациональный, губительный кайф, — еще какой… придурок…
Ее ответный шепот заглушаю губами, жарко трахая ее языком в дополнение к члену, стремясь получить как можно больше удовольствия. Если пропадать, то уж с кайфом, правда?
Глава 20
— Это… М-м-м… Мой знакомый… — голос Эвиты звучит очень вовремя, прямо-таки разорвав театральную паузу классического водевиля, когда голого мужика по пути из туалета застают врасплох. И застает его, естественно, либо любовник его женщины, либо другая женщина.
В моей ситуации, наверно, лучше бы любовник… Драться голым не особо удобно, но вот стоять, прикрывая ладонью причинное место, пиздец, насколько дискомфортнее.
Ладно, хоть сестра Эвы явно не из пугливых.
Стоит, смотрит на меня расширенными, так похожими на Эвитины, глазами, краснеет смешно, частями, сначала уши, потом шея, потом — все остальное.
Но хоть не орет, и то хлеб.
Я как раз собираюсь разрядить напряженную атмосферу прихожей какой-нибудь дебильной шуткой, на которые просто мастер, но тут Эва просыпается, выходит на шум и спасает остатки моего самолюбия.
— Ага, — подхватываю, — Борис. Руки не подам пока, договорились?
— Да… — растерянно переводит Валентина взгляд с Эвы на мои руки. Они, кстати, местоположения не поменяли, отчего ситуация опять накаляется.
Не выбрав ничего лучше, просто пячусь задом в комнату и там уже лихорадочно ищу джинсы, достаю их из-под кровати с самом непотребном виде. Но это лучше, чем ничего.
В прихожке тихий разговор, Эвита что-то говорит успокаивающе. Извиняется, что ли? За что? За меня? За ситуацию? Нахера? Потом Валентина повышает голос:
— Нет! Я пойду! Пойду!
— Стой!
— Нет!
Хлопает дверь, я выдыхаю. Проблема решена, можно продолжить разговор…
Но вид Эвиты, появившейся в проеме двери, разом отрезает все надежды на мягкое и сладкое продолжение нашего общения в антураже родного края.
Она кусает губы, блестит глазами и, мельком глянув на меня, начинает лихорадочно одеваться.
— Ты куда? — я тоже натягиваю футболку, понимая, что сейчас меня тупо выпнут из помещения, и лучше бы быть готовым к такому раскладу.
— За сестрой, — Эва быстро всовывает ноги в широкие джинсы, прямо на голое тело, и теперь, блять, все, о чем я могу думать — это как грубая ткань касается самых нежных мест… Озабоченность во всей ее красе. Никогда не было, и вот опять.
— Зачем за ней?
Эва, накинув такую же бесформенную свободную футболку, тоже на голое тело, да-да, и соски видать, но ей, судя по всему, похер на приличия, как вчера было похер на длину платья, уже в прихожей, уже сует ноги в кроссовки, хватает ключи и телефон, тормозит у двери, выразительно кивая мне на выход.
И я тебя люблю, дорогая моя, ласковая такая… Именно такой и должна быть качественно выебанная баба. Похоже, плохо я трудился ночью. Ну, или она симулировала. Три раза, блять.
Но не задаю ненужных вопросов, типа «А хорошо ли тебе было ночью?» или «А когда мы еще увидимся?», и просто выполняю бессловесный приказ. По пути поговорим. Если она думает, что я сыграю в обижульку и отвалю от нее, то сильно заблуждается. Прямо очень сильно. Очень. Сильно.