Моя чужая новая жизнь

Молодой светловолосый мужчина, покосившись на немцев, ответил:

— Ребята, скорее всего, это был наш последний бой.

— Молчать, большевистские свиньи! — рявкнул проходивший Шнайдер.

Вот идиот, можно подумать, они поняли, что ты им гаркнул по-немецки. Но ребята, конечно, поняли не по смыслу, по тону, притихли. Я чувствовала себя такой же преступницей, как эти арийские гадины, но что я могла сделать? Возможно, если бы ребятам удалось каким-то чудом продержаться, пока я проверну массовою травлю, то можно было бы что-нибудь придумать.

Смотрю, вышел Винтер, и за что-то сцепился с младшеньким. До меня долетело только ожесточенно-яростное:

— Я забыл отдать вам честь, лейтенант?

— Ты никогда не идёшь в добровольцы, мне стыдно за тебя!

— В семье хватит и одного героя…

— Здесь я не твой брат, я твой командир, я и так защищал тебя от отца…

— А я тебя об этом не просил.

Ну точно великая проблема — отцы и дети. Наш ботан-тюфяк явно позор семьи. Брат-то, может, по-своему и любит его, но, скорее всего, в глубине души согласен с родителем, что младшенький страдает дурью вместо того, чтобы вести себя как мужик. И отец, небось, высокомерный сухарь. На сына, наверное, по большому счёту похер, главное — честь семьи. Снова царапнул глухой отголосок знакомой боли. Нет, я не буду равнять себя с этим пришибленным ботаном. Ну неужели, если Фридхельм действительно такой уж пацифист, ему не хватило мозгов как-то откосить от армии? Понятное дело, они солдаты и исполняют приказы, но думать своей головушкой хоть иногда можно? Это только начало войны, совсем не то время, когда гребли всех подряд. И Вильгельм, чтобы дослужиться до лейтенанта, уже явно успел отличиться где-нибудь в Польше или Африке. Так что никого не буду жалеть, враги они как есть.

Вильгельм подошёл к комиссару и молча протянул ему свой портсигар. Я бросила недочищенную картошку, не в силах не смотреть. Я не видела лица Винтера, но красноармеец как-то понимающе усмехнулся, прикурил и, не говоря ничего своим, послушно последовал за ним. Куда он его повёл? Опять допрашивать? Пытать? Парни тихо перешёптывались:

— Пропал наш командир, расстреляет его этот фашист поганый.

— Да и нам скорее всего не жить…

— Лучше смерть, чем плен…

Я подняла глаза и столкнулась взглядом с Фридхельмом. Он стоял напротив и тоже напряжённо следил, куда брат повёл пленного. Мы молча смотрели друг на друга с каким-то общим пониманием происходящего. Я не заморачивалась, выдавали ли глаза сейчас мое истинное отношение к этим зверюгам. В его же глазах тягуче плескалась тоскливая боль. Не знаю уж за кого он так переживал — за приговорённых к расстрелу русских или из-за того, что его брат сейчас вытворял по сути хладнокровное убийство, расстреливая беззащитного пленного. Мы оба словно услышали выстрел, хотя, конечно, в реальности нас окружали совсем другие звуки. Парни обсуждали свою вылазку, жалели Шмидта и Фрейтера, крыли почём зря упрямых русских.

Фридхельм шагнул мне навстречу, но я только отрицательно качнула головой. Нет, не подходи! Мне и так тяжело решиться на то, что я задумала, а сейчас как раз подходящий настрой. Никого не буду жалеть, даже если они и не такие звери, как хрестоматийные гестаповцы и всего лишь исполняют приказ. Не буду! Почему никому из, вроде как, безответных солдат ни разу не пришло в голову, что они творили что-то не то? Неужели в такой маленькой стране не могли поднять государственный переворот, мол нечего нас втягивать в очередную войну? Всё правильно — когда пришли за евреями, все молчали. Когда пришли за теми, кто всё-таки был против, опять же все молчали. Когда их отправили в Союз, наобещав всяческих благ, не то, что молчали, радостно поскакали за халявой. Так что я избавлю мир хотя бы от нескольких гадов, которые ещё наворотят дел, если останутся жить.

Посмотрев ещё раз на пленных красноармейцев, я тенью проскользнула в сарай и торопливо разрыла свою нычку. Жестяная банка неприятно холодила руки, ложась в ладонь свинцовой тяжестью. Пора вспомнить, кто я есть — вон, даже пионеры не боялись вытворять диверсии и бороться с врагом. Я достала из сена также заранее припрятанную бутыль самогона. Осторожно с помощью прутика высыпала стрихнин в бутылку, наблюдая, как крошечные белые пылинки кружились в мутноватой жидкости, постепенно растворяясь. Наверное прежняя я тоже вот так растворюсь в этой жизни. Вопрос лишь кем я стану?

1

Глава 4. Война не делает никого лучше...

Вильгельм

Принято считать, что войне присущи лишь мрачные краски, но это не так. Русское небо было раскрашено создателем в самые красивые и нежные тона. Нас встретили бескрайние пшеничные поля. Широкие просторы словно кричали о том, насколько прекрасной станет эта страна в умелых руках нашего фюрера.