Мой мастер

— Стойте здесь! — приказал он.

Троица отошла к стене дома, куда им показал Трошкин.

— И ни шагу в сторону! Убью!

Трошкин вошел в автомат и стал звонить.

Троица стояла покорно. Али-Баба и две нелепые бабы с тоской глядели перед собой. А перед ними шли беспечные люди, которые ни от кого не бегали, и каждого ждало где-то светящееся окно.

— Слаломисты, снег пушистый, — неслось из репродукторов, — воздух чистый, у-а-у!

— Вот тебе и у-а-у… — сказал Косой.

— Раз-два! Три прихлопа! Раз-два, три притопа! — командовал Трошкин. На вытоптанной площадке перед окруженной старыми соснами дачей профессора Мальцева он проводил утреннюю гимнастику.

Перед ним стояли голые по пояс Хмырь, Косой и Али-Баба. Они тянули вверх руки, кряхтя нагибались, пытаясь дотянуться пальцами до земли. Вид у них был хмурый.

— …А теперь переходим к водным процедурам, — распорядился Трошкин и, набрав в пригоршню снега, потер им себя по голому животу.

— А у меня насморк! — заныл Косой.

— Пасть разорву!..

— Только это и знаешь… — Косой нехотя подчинился.

— Алло, алло, квартира Трошкиных? Свердловск вызывает, — кричал Трошкин женским голосом в телефонную трубку, но не из Свердловска, а со второго этажа профессорской дачи, из кабинета Мальцева. Трошкин подул, посвистел и погудел в трубку, потом радостно закричал уже своим, трошкинским голосом: — Мама! Здравствуй, это я! С наступающим! Позвони ко мне на работу, скажи, что конференция затягивается, пусть Елена Николаевна возьмет маски у Саруханяна: зайчиков, лисичек и кошечек. Волков и свиней не брать категорически! Запомнила?

Внизу в гостиной Хмырь в шелковом бордовом халате с мальцевской сигарой в зубах покачивался в шезлонге. На ковре, скрестив ноги по-турецки, сидел Али-Баба, чистил картошку. Из-под его пальцев вился серпантин из картофельной шелухи и падал в хрустальную вазу.

А Косой, разложив на столе пиджак от трошкинского костюма, колдовал над ним, вооружившись ножницами.

— Ялта, где растет голубой цыган… — пел Али-Баба.

— Во дурак! — с восхищением сказал Косой. — Виноград!

— Ялта, ляляляляляляля, паровоз. — Али-Баба не обратил внимания на критику. Своя песня ему нравилась больше. — Какой шакал этот доцентовский кунак! — заметил он. — Какой большой дом украл…

— А сколько может стоить такая дача? — задумчиво спросил Хмырь, меланхолично пуская голубые кольца душистого дыма.

— Тыщи полторы, не меньше, — сказал наивный Косой. — А то и все две…

— Считай, в десять раз больше, — поправил Хмырь, оглядывая гостиную. — Возьмем шлем, приобрету себе такую хату, сосны срежу и огурцы посажу…

— А к тебе приедет черный машина с решеткой, — продолжил Али-Баба, — скажут: «Тук-тук-тук, здрасьте, Гаврила Петрович!»

Косой вздохнул, взял со стола ножницы и с недовольным лицом разрезал трошкинский пиджак.

В гостиную со второго этажа спустился Трошкин, подошел к Хмырю, выдернул у него изо рта сигару, выкинул в открытую форточку.

— Я же предупреждал: ничего не трогать! — с раздражением сказал Трошкин.

— А он еще губной помадой на зеркале голую бабу нарисовал, — тут же наябедничал Косой.

— Ты что это делаешь? — с ужасом проговорил Трошкин, глядя на свой разрезанный пиджак.

— Разрезы, — поделился Косой.

— Сан Саныч, давай червонец, пожалуйста, — попросил Али-Баба, — газовую керосинку буду покупать, а то тут плитка не горит совсем!

— У-у-у! — застонал Трошкин. Запасы его терпения подходили к концу. — Слушай мою команду! — заорал он плачущим голосом. — Я поехал в город. Без меня ничего не трогать — раз! Огонь не разводить — два! Пищу есть сырую! Из дачи не выходить! Кто ослушается — убью! Вот падла буду, — поклялся Трошкин, — век воли не видать. Вот честное слово!

С электрички на заснеженную платформу сошли двое: профессор Мальцев в летнем пальто и его жена Людмила в дорогой шубе.

— Вот видишь, уже почти час, а в два у меня совещание. Поехали обратно! — раздраженно сказал Мальцев.

— Ну и езжай обратно. Я тебя не звала. — Людмила пошла по платформе.

— Люся! — Профессор догнал жену, взял за локоть. — У людей серьезная умственная работа, а мы потревожим их, отвлечем. Это неприлично.

— А по-моему, неприлично забросить своих коллег за город и не оказывать им никакого внимания. Когда ты был в Томске, с тобой носились как с писаной торбой.

Людмила высвободила руку и пошла. Профессор — за ней.

Людмила поднялась на крыльцо, позвонила в дверь.

Никто не отозвался.

— Вот видишь, нету никого, — обрадовался Мальцев.

Людмила позвонила настойчивее.

— Открыто! — донеслось из-за двери.

Людмила толкнула дверь и в сумерках прихожей увидела двоих с поднятыми руками.

Наступила пауза. Обе пары с недоумением разглядывали друг друга.

— Это они? — тихо удивилась Людмила.

— Вроде, — неуверенно отозвался Мальцев.

— Разве вы не знакомы?

— Как это не знакомы? Это товарищ Хмырь, это товарищ Косой. Здравствуйте, дорогие! — закричал Мальцев и кинулся обнимать обалдевших жуликов.

Али-Баба стирал в ванной комнате, с остервенением терзая в руках простыни.

— Это Али-Баба! Наш младший научный сотрудник, — сообщил Мальцев Людмиле, заглянув в ванную.