– Так не доедете вы до фельдшера-то. Давай-ка неси ее в дом.
– А вы поможете? – с сомнением спросил водитель.
Медицинским познаниям деревенских бабушек выросший и воспитанный в городе Николай не особенно-то доверял.
– А у тебя что, выбор есть? – усмехнулась та.
Марина уже почти ничего не соображала от боли. Вот вроде бы ее заносят в хату, укладывают то ли на кровать, то ли еще на какую лежанку.
Рядом звучит голос женщины:
– Не боись, милая, все будет хорошо.
А потом она выходит, и из соседней комнаты доносятся голоса, один знакомый, тот, который только что успокаивал, а другой – низкий, мужской, недовольный.
Мужчина явно сердится:
– Ты не должна. Пусть везут ее к фельдшеру, да куда угодно! Она чужачка, ей нельзя к тебе.
Марина прислушивается. К фельдшеру? Здесь нельзя? Чужачка? Это ведь они про нее. Какой ей сейчас фельдшер? Женщина же точно сказала – не доедет. Неужели прогонят?
– А он ее уже и привез куда угодно, – возражает женщина. – Прямо к моему дому привез. И ежели я в помощи откажу, то зачем тогда вообще?..
Что «вообще»?
– Ты не понимаешь, – пытается спорить мужчина.
– Как же мне глупой понимать? – усмехается женщина. – Все я понимаю. Лучше, чем ты думаешь. Дай пройти.
Старушка вернулась.
– Не боись, дорогая, достанем мы твою принцессу. Тужься давай. Еще чуть-чуть.
Принцессу? Девочку что ли?
– На УЗИ сказали, что мальчик, – задыхаясь от боли, простонала она.
– Ну, на вашем УЗИ чего только не скажут. Давай, милая, тужься.
А потом было столько боли, что, казалось, и выдержать невозможно. Но когда боль закончилась, Марина испугалась больше, чем когда-нибудь в своей жизни.
– Не кричит, – пересохшими и искусанными до крови губами прошептала она. – Почему не кричит?
– Не боись, закричит, – откуда-то, словно издалека, прозвучал голос женщины.
И Марина вдруг поверила, что волноваться не о чем, все будет хорошо. А спустя вечность, а может быть, несколько секунд, раздался недовольный писк. Не плач даже.
И тут же на грудь ей лег сверток из грубой материи. Из свертка на нее смотрели самые красивые в мире глаза.
Час спустя Николай уже вез ее с малышкой в больницу.
Марина потом очень жалела, что не поблагодарила толком пожилую женщину. Куда они свернули, она напрочь не помнила. Это как раз было не удивительно. А вот то, что название деревни не запомнил Николай, было странно. Хотя и тут – ничего необъяснимого. Он тогда так перепугался, что, наверное, имя свое забыл.
Ничего, главное – все обошлось.
– Ты ее лечила, – нарушил Стас тишину, которая воцарилась после Ингиного рассказа. – Ты не должна была. Как ты могла?
Он будто в точности повторял слова того недовольного мужчины.
– А как я могла по-другому? – твердо сказала Анна. – Первые роды у девки, и вдруг такое… А у нас тут – не в городе, инкубаторов да докторов нету. Слишком рано твоя краля на выселение пошла. Ей бы еще два месяца у мамки в животе нежиться. Шустрая, – старушка с улыбкой посмотрела на Ингу. – Зато посмотри, какая красавица получилась.
Стас не захотел смотреть на красавицу. Он подскочил со стула и быстро заходил по комнате.
– И что же теперь?
Инга впервые видела его таким растерянным.
– А теперь… – голос старушки посуровел, – а теперь сходи-ка погуляй, дружок. Иди-иди. Тут простор и приволье, глядишь – и мысли просветлеют.
Они переглянулись, словно говорили не об обычной прогулке, а о чем-то
– А о твоей подружке я позабочусь. Комнату я ей уже подготовила. Утро вечера мудренее.
Стас ничего не ответил. Окинул Ингу каким-то странным взглядом и вышел.
Комнату? Утро мудренее? Вообще-то она не собиралась ехать сюда с ночевкой. Но что-то ей подсказывало, что со старухой спорить не стоит. Раз уж даже Стас не рискует этого делать!
Комнатка была маленькая, но уютная. Такой особый деревенский уют – без лишних вещей и украшений. Старушка привела ее и велела располагаться.
– В другой бы день в баньку сходить предложила, да не сегодня. Сегодня не положено.
В баньку Инга точно не хотела. Ни сегодня, ни в какой-то другой день. Так что и хорошо, что не положено.
– Это вы меня спасли? Спасибо. Мама всё хотела вас поблагодарить…
– Я знаю, – остановила ее старушка.
– И поэтому я
Та качнула головой. Непонятно, то ли кивнула, то ли просто так…
– А почему их надо убивать? Что они такого делают? – напряженно застыла Инга. Важный вопрос, очень важный. Старушка, спасшая ее в далеком младенчестве, вызывала у Инги скорее симпатию, и все-таки было страшно: вдруг она оказалась не на той стороне? – И почему плохо быть человеком?
– Быть человеком хорошо, – задумчиво проговорила хозяйка дома. – Да только трудно. Не каждому удается…
Кажется, она не столько ответила, сколько высказала вслух что-то свое.
– Доброй ночи! – с улыбкой сказала Анна и вышла, оставив Ингу наедине с ее вопросами.
Она уже засыпала, а может, даже и заснула, когда дверь в ее комнату тихо приоткрылась.