Мой любимый негодяй

– Этому мужчине плевать на контракты. Он понятия не имеет о чести. Только и знает, что презирать людей, которые им восхищаются; готов поспорить, он насмехается даже над Крестом Виктории. Женитьба – последнее, что ему нужно, помяните мое слово. Есть лишь две вещи, которые волнуют Баллентайна: он сам и его удовольствие.

Сесиль нахмурилась:

– Вы говорите ужасные вещи, да еще и с такой уверенностью…

– Потому что я знаю Баллентайна.

– Я тоже его знаю.

– Я видел его при таких обстоятельствах, при которых вам его увидеть не дано.

Сесиль порывалась топнуть своей изящной ножкой. Ей было известно, что джентльмены порой имеют склонность вступать в связи, которые исключают присутствие в их жизни женщин. И ей это не нравилось.

– Как бы то ни было, я выйду замуж только за него, – упрямо заявила она.

Артур удостоил кузину долгим взглядом, моргая, словно она была не в фокусе.

– Ну и дела, – наконец пробормотал он сквозь зубы. – Вы и правда его хотите.

Сесиль опустила глаза. Ее щеки залил неестественный румянец.

– А как насчет женщины, которая, вероятно, вдохновила его на написание целой книги романтических стихов? – спросил Артур. Он не сомневался, что за лирической героиней стихов Баллентайна скрывалась конкретная женщина.

– Совершенно естественно для поэта найти вдохновляющую его музу, – возразила Сесиль. – К тому же не исключено, что та дама – всего лишь плод его воображения.

А она, Сесиль, намного предпочтительнее воображаемой женщины. Если говорить совсем честно, предпочтительнее любой реальной женщины.

Как раз в этот момент Тристан откинул голову назад и рассмеялся. Блеснули белые зубы. Он вновь перевел взгляд на Люси и на следующем обороте прижал к себе, тесно до неприличия. И было в его взгляде что-то такое…

Сесиль словно ударили в грудь. Ее руки в перчатках инстинктивно сжались в кулаки.

Конечно, это ничего не значит. Это всего лишь Люси. А Люси никто не любит.

Однако видеть своими глазами, как он вот так смотрит на другую? А если на следующий танец Тристан пригласит приличную женщину? Сесиль сглотнула. Неужели такое возможно? Неужели ее помолвка не абсолютно решенное дело, как ее убеждали?

Перед глазами заплясали черные точки. Сесиль нашарила рукой колонну, чтобы удержаться на ногах.

Взгляд Артура наполнился жалостью:

– Сеси…

Она подняла другую руку:

– Мне не доставляют удовольствия подобные разговоры. А еще мне не доставляет удовольствия видеть, как он танцует с Люсиндой.

Артур помедлил, изучая ее пунцовые щеки и блестящие глаза.

– Ладно. Если Баллентайн кому-то должен достаться, то я хочу, чтобы это были вы.

Слезы подступили угрожающе близко.

– А если он откажется? Вы так уверенно…

– А знаете, – Артур обхватил пальцами ее тонкую руку, – я могу рассказать вам одну вещь, которая окажется полезной в случае его отказа. Однако придется запастись мужеством.

Сесиль заморгала. В ее увлажнившихся голубых глазах блеснула искра надежды.

– Что ж, запасусь.

Артур почувствовал дурноту. Он опьянел намного сильнее, чем думал.

– Вам следует знать, что Баллентайн вас не заслуживает…

Сесиль судорожно втянула в себя воздух:

– Вы всегда были моим любимым кузеном, Артур.

Артур в ответ вяло стиснул ее пальцы. Если бы он мог сознаться, разыгрывая из себя рыцаря в сверкающих доспехах перед милой кузиной, что именно заставило поделиться с ней коварной задумкой! Увы, побуждения были не столь благородны. Артуром руководило всего лишь мелочное желание увидеть Баллентайна сломленным, поставить на колени и посредством женитьбы хотя бы частично укоротить его высокомерие. Может, хоть тогда Тристан испытает на своей шкуре, каково это – никогда не получить желаемое.

Глава 20

Катастрофа случилась следующим утром, на пустой желудок.

Люси явилась на завтрак поздно – позволила себе подольше поваляться в постели, снова и снова прокручивая в памяти вчерашний вальс. А затем попросила горничную еще раз соорудить ей сложную прическу и затратила непозволительно много времени на выбор шелкового цветка в качестве главного украшения.

Едва Люси вошла в столовую, как более трех сотен голов разом повернулись ей навстречу – каждое движение было едва заметно, однако все вместе они создали в воздухе ощутимую напряженность.

Люси окаменела.

В зале стало тихо, как в склепе. И почти так же морозно.

Рука непроизвольно поднялась к прическе. Цветы приколоты как следует. И с платьем все в порядке…

Аннабель наблюдала за Люси со своего места во главе стола, нацепив на лицо радостную улыбку. Радостную официальную улыбку.

Люси ощутила пустоту в животе. Что-то произошло между ранним утром и завтраком. Причем явно ничего хорошего.

Люди, не выдержав напряжения, задвигались и возобновили разговоры.

Люси повернулась к буфету, не глядя взяла тарелку и принялась накладывать фрукты с многоярусных блюд. Что бы ни случилось, она в этом не виновата.

Ее окутал аромат лаванды – рядом возникла леди Солсбери, изобразив интерес к апельсинам в большой серебряной миске.

– Утром некоторые из нас обнаружили, что в коридорах по полу разбросаны кое-какие бумаги, – прошептала она без преамбулы.

– Какие бумаги? – тихо спросила Люси.