– По-моему, реклама пошла на пользу «Лондонскому печатному двору», – подала голос Катриона. Она помалкивала всю дорогу, погрузившись в чтение. Вот и сейчас сидела, уткнувшись в лежащий на коленях фолиант.
– Неужели это правда? – воскликнула Люси. – Неужели стоимость компании и количество заказов взлетели вверх за одну ночь? Да. А лорд Баллентайн? Стал ли он более влиятельным? Снова да.
В карете повисла тишина. Все углубились в мысли.
Наконец Хэтти, которая была не в состоянии долго размышлять, спросила:
– Ты уже прочла?
– Его стихи? Нет.
Хэтти изучила подругу с напряженным вниманием, которое усвоила, стоя перед мольбертом и прикидывая в уме композицию будущей картины.
– Могу я спросить почему?
Люси пожала плечами:
– Это все лирика.
– Но… почему?
– Многие ли джентльмены пишут стихи для своих возлюбленных?
– Надеюсь, что да.
– А многие ли джентльмены заводят любовницу сразу по окончании медового месяца?
Рыжеватые брови Хэтти сдвинулись:
– Полагаю, немногие.
– Более чем немногие. И я на месте жены чувствовала бы себя дважды обманутой, если муж развлекается с другой, в то время как я сижу дома с кучей бумажек, уверяющих меня в его неугасаемой страсти. Поэзия – это ложь.
Очаровательное лицо Хэтти вытянулось:
– Довольно циничный подход.
– Я бы назвала его реалистичным.
Хэтти упрямо вздернула подбородок:
– Даже если романтические чувства со временем увянут, все равно стихи были искренними в момент написания!
Люси пожала плечами:
– Что толку в искренности, которая длится всего лишь миг? Ей следовало бы быть более долговечной. Уж если ты умеешь выражать свои чувства письменно, и к тому же в рифму, позаботься, чтобы они сохранились на века. Лучше отправлять мимолетный всплеск эмоций в корзину, а не использовать его для соблазнения ничего не подозревающей дамы.
Хэтти захлопала глазами, словно ее окатили водой:
– Боже праведный! Это всего лишь стихи.
Катриона медленно оторвала взгляд от книги:
–
Хэтти всплеснула руками:
– А давайте поспорим, что домашняя вечеринка обернется скандалом? Да, опять. Потому что так происходит всегда, стоит нам появиться где-либо вчетвером.
Люси охватил приступ паники. Она погрозила Хэтти пальцем:
– Харриет Гринфилд, не смей накладывать проклятие на будущую вечеринку!
– Да, не надо, – вмешалась Катриона. – Аннабель будет крайне огорчена.
– Я не могу ничего поделать со своей интуицией.
– Пожалуйста, попытайся! – попросила Люси.
Карета вкатилась в просторный двор Клермонта. Люси поразилась. Здания, последний раз виденные в детстве, при повторном посещении обычно кажутся меньше. Но только не Клермонт. Настоящий дворец размером с небольшой город! Длинные ряды колонн вдоль фасада дома, похожие на часовых, уходили вдаль.
По двору двигались вереницы элегантных карет. Большинство из них доставили сюда людей, с которыми Люси в последний раз сидела за одним столом лет десять назад. Наверное, многие из гостей считали ее предательницей.
Люси почувствовала себя некомфортно. Она стала настоящим профессионалом, изо дня в день балансируя на грани респектабельности и принятых в высшем обществе правил, и сама мысль о том, что придется отряхнуть пыль со старого фолианта и вновь перечитать пресловутый устав, заставила вздрогнуть от нехороших предчувствий.
Герцог лично приветствовал гостей у парадного входа. По невозмутимости его худощавая фигура вполне могла соперничать с колоннами. Настоящий викинг – бледная кожа, холодные глаза, светлые скандинавские волосы, выразительный рот. Скандал не сломил его. Один вид подобной приверженности традициям вызвал бы у прежней Люси соблазн намеренно вывести хозяина из себя, так чтобы пух и перья полетели!
Ощущение было явно взаимным. Здороваясь с Катрионой и Хэтти, герцог проявил некие эмоции; его губы вроде бы тронуло подобие улыбки. Однако когда пришла очередь Люси… Наверное, даже ледник более экспрессивен, чем лицо Монтгомери!
– Леди Люсинда, добро пожаловать в Клермонт.
Вот и голос такой же ледяной и ровный, лишенный всякой интонации.
Люси сделала реверанс:
– Сердечно благодарю за приглашение, ваша светлость.
Надо сказать, этот мужчина имел впечатляющую привычку заглядывать прямо в душу, вызывая острую потребность в чем-нибудь сознаться – все равно в чем. Люси постаралась изобразить покорность. Однако одурачить герцога не удалось; он наклонил голову и произнес:
– Понимаю, почему герцогиня так восхищается вами.
А вот это вполне могло сойти за комплимент. Или за предупреждение: если Люси допустит оплошность, на карту будет поставлена дружба. Все же скорее предупреждение: не так давно герцог был одним из самых влиятельных оппонентов Люси, и на комплименты в ближайшее время рассчитывать не приходилось.
– Люси! – Рядом возникла Аннабель с широкой улыбкой на лице. – Как чудесно видеть тебя здесь. Я похищу ее ненадолго? – Она подняла глаза на мужа, протягивая руки к подруге.
Когда Монтгомери смотрел на свою блистательную жену, его суровый облик трансформировался, становясь на удивление теплым и нежным.