Мой любимый герцог

Будто из ниоткуда появился бесшумный пожилой секретарь и помог ей снять пальто.

Несмотря на свое тяжелое строгое платье с высоким воротом, Аннабель чувствовала себя раздетой и незащищенной. От ястребиных глаз Монтгомери не укрылось, что ее щеки вновь стали впалыми, и его взгляд помрачнел.

Герцог вышел из-за внушительного стола.

– Оставьте нас, Карсон.

Следовало бы возразить, но Аннабель промолчала, и секретарь, поклонившись, поспешно направился к выходу.

Они остались вдвоем.

Монтгомери подошел ближе. Он был, как обычно, безупречно одет. Элегантный темно-серый костюм и жилет подчеркивали белизну свежей рубашки и очень шли к его светлым волосам. Нет, он не потерял ни капли своей привлекательности. Внутри у Аннабель все сжалось.

– Позвольте поблагодарить вас, ваша светлость, за то, что нашли время принять представителя Национального общества борьбы за избирательное право женщин, – сказала она.

Он остановился, изучая переданные ею петиции. Затем указал на стул напротив своего стола.

– Принимать просителей – мой долг. Пожалуйста, присаживайтесь.

Аннабель села, достала из ридикюля ручку и крошечную записную книжку. Когда она наконец посмотрела на герцога, его взгляд был на удивление мягким. И не сулил ничего хорошего.

– Я не стану выступать за вашу поправку, – сказал он.

Аннабель растерянно заморгала, как будто ей швырнули что-то в лицо.

– Не станете? – Из всех вариантов ответа, которые она рисовала себе, такой она почему-то не представляла.

Он покачал головой.

– Но… Зачем же тогда вы согласились встретиться с нами?

Уголки его рта приподнялись в легкой улыбке, и внезапно она поняла, что обращается к нему вовсе не как к «его светлости», что разговаривает так, как случайный проситель никогда бы не посмел. О, черт бы его побрал!

– Я не буду поддерживать вас, – продолжал Монтгомери, – но могу назвать членов парламента, к которым вам стоит обратиться. И могу дать советы, как сделать вашу кампанию более успешной.

Аннабель попыталась собраться с мыслями.

– Вы не будете голосовать в нашу пользу, но готовы помочь?

– Я отказываюсь поддержать вас вовсе не из-за того, что не согласен с поправкой, Аннабель.

Чудовищная мысль пришла ей в голову.

– Причина… личная?

Последовала небольшая пауза.

– Вы и в самом деле считаете, что это моя месть за то, что вы не приняли мое предложение?

Она лишь молча кивнула.

Герцог провел рукой по лицу.

– Неужели вы и в самом деле так думаете? Предположение, не слишком лестное для нас обоих.

– Я уж не знаю, что и думать.

– Увы, в данный момент не в моих интересах открыто выступать в вашу поддержку, – произнес Монтгомери, и Аннабель поняла, что это его окончательное решение.

От обиды в горле встал комок. Почему ей казалось, что он предал лично ее?

Аннабель поднялась со стула, герцогу тоже пришлось встать.

– Весьма прискорбно, – сказала она и раздраженно добавила: – А ведь я считала вас справедливым человеком.

Лицо Монтгомери стало непроницаемым.

– Вы не ошиблись, – холодно ответил он.

– Тогда, может, вы объясните мне – разве справедливо, когда мой никчемный кузен имеет надо мной власть только по той причине, что он мужчина, а я женщина? Разве справедливо, что я владею латынью и греческим не хуже любого другого мужчины в Оксфорде, и все же мои занятия проходят в каморке над пекарней? Разве справедливо, что мужчина, единственным достоинством которого является его происхождение, заявляет, что мой мозг устроен хуже, чем у него? И почему для того, чтобы я тоже могла голосовать за законы, по которым буду жить, мне приходится буквально унижаться перед мужчиной, идти на любые уловки, чтобы заинтересовать его?

Аннабель говорила горячо и резко, сжимая в кулаке ручку, словно кинжал. Все в ней буквально кипело от гнева, кровь глухо шумела в ушах.

Монтгомери наблюдал за ней, не скрывая равнодушия, и у нее возникло непреодолимое желание поднять со стола блестящее пресс-папье и швырнуть его в стену, чтоб оно ударилось с жутким грохотом.

– О нет, ты не сделаешь этого! – воскликнул Монтгомери и метнулся к ней с удивительной скоростью; Аннабель и моргнуть не успела, как он оказался перед ней, прижав ее к своему столу.

Аннабель посмотрела на него снизу вверх. Его близость должна была бы взбесить ее, но стоило ей вдохнуть его запах, такой знакомый и волнующий, как она совершенно растерялась. Гнев постепенно сменялся острой тоской. Ее рука с зажатой в пальцах ручкой бессильно упала.

Монтгомери произнес успокаивающе:

– Так-то лучше.

– Что лучше? – осторожно спросила она.

Он сделал небольшой шаг назад.

– Наконец-то ты сказала, что думала, вместо того, чтобы ломать комедию.

– Уверяю вас, я не ломала комедию, – сухо ответила она.

– Не стоит обращаться со мной как с дураком, – резко ответил он.

– Я… – Она снова закрыла рот.

Он был прав. Она не была с ним откровенна.

Если бы только он знал, что до сегодняшнего дня только с ним она была собой и гораздо более искренней в своих поступках, чем с любым другим мужчиной.