Алданов — Бунину, 4 августа 1947 г.: «Насчет Чехова Вы напрасно. Цитаты повыдергивать Ермилов мог, но уж какой Чехов был большевик! Он был «правый кадет», и если бы дожил до революции, то писал бы в «Современных записках» и в «Последних новостях», ходил бы с нами в Париже в рестораны, а в Москве Ермиловы другими цитатами доказывали бы, что он белобандит. Или, вернее, не писали бы о нем ни слова, и его книги там не издавались бы…»
Чехов знал страну и предчувствовал ее будущее. Из одного письма: «Под флагом науки, искусства и угнетаемого свободомыслия у нас на Руси будут царить такие жабы и крокодилы, каких не знала даже Испания во времена инквизиции. Вот вы увидите!»
Увидели.
Мог ли быть Чехов патриотом? На вопрос, как Чехов относился к патриотизму, он ответил сам. Несколько цитат.
«Если жена тебе изменила, то радуйся, что она изменила тебе, а не отечеству» (из рассказа «Жизнь прекрасна»).
«… как дурно мы понимаем патриотизм! Пьяный, истасканный забулдыга муж любит жену и детей, но что толку от этой любви? Мы, говорят в газетах, любим нашу великую родину, но в чем выражается эта любовь? Вместо знаний — нахальство и самомнение паче меры, вместо труда — лень и свинство, справедливости нет, понятие о чести не идет дальше «чести мундира», мундира, который служит обыденным украшением наших скамей для подсудимых. Главное работать надо, а все остальное к черту; быть справедливым, а остальное все приложится» (из письма Суворину 9 декабря 1890).
«Наша матушка Расия всему свету га-ла-ва! — запел вдруг диким голосом Кирюха, поперхнулся и умолк. Степное эхо подхватило его голос, понесло, и, казалось, по степи на тяжелых колесах покатила сама глупость». Из повести «Степь».
Чехов был патриотом человеческого достоинства — страны, которой нет ни на одной карте.
Чеховские герои мечтали о той жизни, которая наступит через сто лет.
Свою лекцию о Чехове Набоков заканчивает так: «В XXI веке, когда, я надеюсь, Россия будет более славной страной, чем сегодня, от Горького останется одно имя, а Чехов будет жить столько, сколько березовые рощи, закаты и страсть к творчеству».
В тот день, когда в Одессе русская ракета попала в многоквартирный дом № 134 по проспекту Добровольского, во многих театрах в России шел Чехов. Погибли 10 человек, среди них трое детей. Двум не было и года. Младенцы погибли со своими матерями. Их фотографии, живых и убитых, можно найти в интернете. Когда исковерканные тела доставали из-под обломков, со сцены московского театра звучали слова из «Дяди Вани»: «Те, которые будут жить через сто, двести лет после нас и которые будут презирать нас за то, что мы прожили свои жизни так глупо и так безвкусно, — те, быть может, найдут средство, как быть счастливыми…»
Мой Пришвин
ВОЗРАЖЕНИЕ ПРИШВИНА
Я в плену у жизни и верчусь, как василек на полевой дороге, приставший к грязному колесу нашей русской телеги.
В школе в 4-м классе мы должны были читать «Кладовую солнца». Дома я зачитывался «Урфином Джюсом», «Незнайкой на Луне», романами Жюля Верна, и помню, что после этих книг от текста в школьной хрестоматии веяло невероятной скукой. Так я впервые столкнулся с прозой Пришвина. Он не умел писать для детей. Детским писателем он стал, чтобы спастись от «века-волкодава». Так назвал то время Осип Мандельштам, которому спастись было не суждено.
Писатель Михаил Пришвин сделал три литературных карьеры в трех разных эпохах. До революции, начав с этнографических рассказов, он примкнул к метафизическим поискам декадентов и прославился своими очерками о мужицких религиозных сектах. В СССР Пришвин стал классиком советской литературы как детский писатель и «певец природы». В постсоветский период он снова оказался на гребне литературной волны, открывшись читателю в 18-томном дневнике в совершенно ином свете как ненавистник большевиков и всяческих революций.
В молодости Пришвин переболел марксизмом и даже отсидел год в тюрьме. Вклад молодого марксиста в революцию заключался в основном в переводе книги Августа Бебеля «Женщина и социализм». Позже, в дневнике он признается, что его марксизм был не совсем «ортодоксальным»: «В тайне души своей я стал проповедовать марксизм, имея в виду грядущее царство будущей женщины. Нужны были стихи, нужны были дудочки, нужны были стихи для меня, и я ревел строго по Марксу, закону экономической необходимости, утаивая свою великую тайну: грядущий век царства женщин будущего» (здесь и далее цитаты приводятся по изданию Пришвин М.М. Дневники. 1905–1954 гг. в 18 томах).