Мои

МОИ Эссе о русской литературе

© Михаил Шишкин, 2024

© eBook Applications LLC, 2024

Мой Пушкин

«НЕ МОГ ПОНЯТЬ ОН НАШЕЙ СЛАВЫ…»

Переводной Пушкин напоминает раскопанную археологами и выставленную для обозрения статую бога. Еще есть игра линий, рельефность мускулов, но нет главного — трепета перед божественным.

Перевод — фильтр. Жидкость просачивается, гуща остается. Что же такое — сакральная гуща Пушкина, которой русские вот уже без малого два столетия пытаются поделиться с миром — и не могут?

Сделать невозможное — перевести «Евгения Онегина» — было по плечу, пожалуй, лишь Набокову, но даже его постигла неудача. Неудача счастливая, потому что мир имеет теперь четыре тома подробных комментариев к каждой строке пушкинского романа. Комментарии у западного читателя есть, Пушкина — нет.

Пушкин — это рождение культурного героя, дающего правила поведения пробуждающейся нации.

***

Московский улус Золотой Орды проспал Возрождение и Реформацию. Русское сознание проснулось лишь в век Просвещения, и обнаружило себя образованным барином в окружении рабов. «Я взглянул окрест меня — душа моя страданиями человеческими уязвлена стала…»

Извечные враги — Запад, Восток, Юг и Север. Москва насытила души бояр и холопов, объявив себя ковчегом истинной веры в океане неверных и сделав служение царю и отечеству залогом спасения.

В то время, когда на Западе Шекспир уже записывал монолог Гамлета, писателей и поэтов в России еще вообще не было. Были цари и юродивые. Эти были от Бога. Все остальные только исполняли, что прикажет начальство. Начальство приказывало воевать.

Для войны православному ковчегу нужно было то, чего не могли дать холопы — новейшие военные технологии. Петр позвал из Европы пушкарей — приехали люди. Изящный образ «окна в Европу» придумали писатели (Francesco Algarotti в книге "Lettere sulla Russia" 1759 г.). Петр прорубил не окно, но пробоину в днище. Современные технологии требуют образования, образование неминуемо влечет за собой понятие о свободе личности.

С европейцами из XVIII века в Россию хлынули чужие слова и нездешние понятия: Liberté, Égalité, Fraternité. Новые русские слова придумывали литераторы: общественность, гражданские права, конституция, литература, человеческое достоинство.

Рождение Пушкина длилось целый век. Первые русские поэты носили мундиры и писали оды императрицам. Но слова-европейцы вгрызались в сознание и разъедали холопство. За несколько поколений слова сделали главную русскую революцию: превратили нацию в сиамских близнецов: тело одно, а головы больше не понимают друг друга. С тех пор в России сосуществуют два народа, говорящих по-русски, но на разных языках. Одна голова напичкана европейским образованием, либеральными идеями и представлениями, что Россия принадлежит общечеловеческой цивилизации. Эта голова не хочет пресмыкаться, требует себе свобод, прав и конституции. У другой головы свой образ мира: святая Русь — это ковчег в океане врагов, и только Отец в Кремле может спасти страну и народ.

Моя Россия родилась с Пушкиным. Забавно, моя Россия есть, а названия у нее нет. Кто это? «Русские европейцы»? «Гнилая интеллигенция»? Очкарики? Дерьмократы? Нацпредатели? Те, кого «черт догадал родиться в России с душою и с талантом»?

XVIII век — эпоха ученичества, переводов и переложений. Пушкин — последний ученический акт подросшей русской литературы, ее выпускная дипломная работа и в то же время прорыв, откровение для подросшего русского читателя.

«Евгений Онегин» не просто роман в стихах, но священная книга русских. Ее первая строчка «Мой дядя самых честных правил…» заставляет русское сердце биться сильнее, чем «В начале было слово», потому что можно прожить в «христианской» России всю жизнь и не знать «Отче наш», но нет русского, который не продолжит: «…когда не в шутку занемог…» Это наша система оповещения «свой-чужой».

Яркая этикетка, прилепленная Белинским, вот уже почти два столетия вносит путаницу. Энциклопедия подразумевает целостность, всеохватность изображения. «Энциклопедия русской жизни» зияет лакунами. Где извечные гоголевские хари? Где объявления о продажах людей и скота? Где неизбывные начальственное хамство и холуйское чинопочитание? Где реалии настоящего русского мира? Эта «энциклопедия» напоминает скорее ряд пасторальных картинок, чем зеркало отечественной жизни. Пушкин и не стремился к всеохватности своей картины. Разоблачения ужасов крепостного права он оставил последующим поколениям писателей. «Евгений Онегин» — первый русский текст о самом главном. «Евгений Онегин» — о человеческом достоинстве. В России его мало, и стоит оно дорого.