«Прославленные шестидесятые годы не сделали ничего для больных и заключенных, нарушив таким образом главную заповедь христианской цивилизации». «Виноваты не смотрители, а все мы, но нам до этого дела нет, это неинтересно». Эта поездка — заявление, сделанное, как подобало русскому писателю: искусство отступает перед чувством вины перед народом, перед всеми страждущими и обездоленными. Грех «сытой и чистой» жизни надо искупить. Карьеры преуспевающего столичного литератора нужно было стыдиться.
Он не узнает о России ничего нового, и увиденное почти не оставит следов в прозе и пьесах. Главное последствие для его творчества — откроется кровохарканье. Поездка за 11 тысяч верст без железной дороги к погибающим и погибшим — послушание. «Сахалин» — книга не для чтения. И вообще не книга писателя — это исполнение данного обета. Ответ общественному обвинению. Охранная грамота. Оправдательный приговор самому себе.
Что думали, вспоминая описания «ужасов» царской каторги в «Сахалине» те, кто попал в ГУЛАГ через поколение? Что сказал бы Чехову «доходяга» Мандельштам перед смертью на пересылке?
Быт, не дающий прорасти бытию — Россия.
Очевидно, что свои мысли Чехов выразил устами доктора Астрова: «Вообще жизнь люблю, но нашу жизнь, уездную… обывательскую, терпеть не могу и презираю ее всеми силами своей души».
За надежду в русской литературе обычно отвечали неграмотный мужик, женщины и революционная интеллигенция. Вера в народ, русскую женщину и революцию на Чехове спотыкнулась.
С раннего детства он знал, как строится русская жизнь — на неправде, грубости, насилии. Это ранило и прошло через всю жизнь. У Чехова нет никаких иллюзий относительно «русского народа», обожествляемого интеллигенцией и революционерами, которые приносили себя в жертву ради его освобождения: «Наглость и безделье сильных, невежество и звероподобное состояние слабых, кругом страшная бедность, притеснение, вырождение, пьянство, ханжество, лживость…»
Татьяна Ларина, «тургеневские девушки», Сонечка Мармеладова не пахнут. Чеховские женщины пропахли русской жизнью. Он первым в русской литературе осмелился разрушить романтический образ женщины, почти цинично сбросил ее с пьедестала: «Анна на шее», «Володя большой и Володя маленький», «Припадок». Лев Шестов назвал его за реалистическое отношение к людям «беспощадным талантом».
Чехов одинаково презирал и власть, и рабов. «Россия — страна казённых. Мы переутомились от раболепства и лицемерия. Самолюбие и самомнение у нас европейские, а развитие и поступки — азиатские». Его диагноз медика: страна больна рабством в самой страшной его форме — рабством неосознанным. Рабство как фон, воздух. Рабство, пропитавшее и слова, и тело. Рабство как кожа — другой нет, в ней родились, в ней живем.
Самое страшное для Чехова в людях — детское невинное неумение различить добро и зло. Прекрасные молодые люди хотят освободить Россию и человечество от деспотизма, хотят принести народу свободу и добро — и бросают бомбы. Как малолетняя уставшая нянька душит ребенка в «Спать хочется», так Россия при строительстве счастливого светлого будущего придушит потом в ГУЛАГе миллионы своих детей. А до этого, узнав про убийство царской семьи, поэтесса Зинаида Гиппиус напишет в дневнике: «Серенького полковника не жалко».
Рассказ «Палата № 6», опубликованный в 1892 году, произвел угнетающее впечатление. Наверно, каждый читающий ощутил себя запертым в бескрайней камере. Приговор Лескова: «Палата № 6 — это Россия, это Русь!» Лесков умер в 1895 году. Рассказ «В овраге» был опубликован в 1899. Несомненно, прочитав этот текст, Лесков уточнил бы свое высказывание.
«В овраге» люди не знают разницы между добром и злом, правдой и неправдой, преступниками и полицией, родными и врагами. Там не мучатся угрызениями совести, ходят в церковь, но не знают сострадания. Слабого нужно добить, уничтожить. Нет ближних, вернее, ближние и есть самые враги, а для выживания среди врагов все оправдано. Так построен мир в русском овраге — на праве сильного. Лейтмотив рассказа «все пропитались неправдой». Здесь живут люди, пропитанные неправдой. Русские люди испорчены, развращены этой жизнью, готовы на любое зло. Село Уклеево — символ чеховской России. Только чеховской?
«В овраге» живут еще не ставшие людьми люди, которых не должно быть, но они есть, страна, которой не должно быть, но она есть, зло, которого не должно быть, но оно есть. Россия в овраге. Никто никому не нужен. Если их, не познавших человечность, кто-то и жалеет, то только автор.
Преимущество живущих в овраге — хорошо, если не понимаешь, что живешь во зле, если душа еще не проснулась. Но что делать, если ты, как кем-то избранные и обреченные до тебя, оглянулся и увидел? Радищев («Путешествие из Петербурга в Москву»): «Я взглянул окрест меня — душа моя страданиями человечества уязвлена стала». Пушкин (из письма): «Черт догадал меня родиться в России с душою и с талантом».
Как происходит прозрение? Какое яблоко нужно съесть, чтобы выпасть из рая незнания добра и зла?