Правда, идя за ним, Сальватор продолжал повторять тихим, но строгим голосом, так возбуждающим чутье собак:
– Ищи, Брезиль, ищи!
Брезиль все шел и шел вперед.
Вдруг луна выглянула из-за черных облаков, и они увидели перед собой решетку парка.
Странная вещь! В ту минуту, когда показалась полная, ясная луна, собака повернулась, посмотрела на небо и жалобно завыла.
Нужно было обладать спокойным мужеством Сальватора, чтобы не почувствовать трепет страха ночью, в часы, когда луна придает всем предметам какой-то фантастический вид и когда изредка слышится только отдаленный лай караульных собак и шелест сухих ветвей и листвы.
Сальватор понял мысль собаки.
– Да, мой добрый Брезиль, да, не правда ли в такую же ночь ты оставил этот дом?.. Ищи, Брезиль, ищи! Мы работаем для твоей маленькой госпожи.
Собака неподвижно стояла перед решеткой.
– Ну, хорошо, я вижу, – сказал Сальватор. – Я вижу, что ты был вскормлен вместе с твоей барышней за этой решеткой, не так ли?
Собака, казалось, поняла его. Она забегала около решетки то вправо, то влево, махая своим длинным хвостом и обнюхивая каждую полоску.
– Ну, Брезиль, – сказал Сальватор, – не можем же мы провести тут всю ночь. Нет ли другого входа? Поищи, мой добрый пес, поищи!
Брезиль, кажется, понял, что тут войти невозможно. Он пробежал вдоль стены шагов полтораста, затем остановился, насторожил уши и уперся мордой в камень.
– О! Тут что-нибудь да есть! – прошептал Сальватор.
Он подошел к стене, внимательно ее осмотрел и, невзирая на глубокие тени от ветвей дерева, скрывавшего от него луну, увидел на серой стене заделанное отверстие фута четыре или пять в диаметре.
– Вот хорошо, Брезиль, очень хорошо, – заметил он собаке. – Тут было отверстие, и ты удивляешься, что его нет. Ты вышел через это отверстие, и ты думал вернуться по этой же дороге, но владелец привел все в порядок, не так ли?
Собака посмотрела на Сальватора, будто говоря:
– Действительно, это было так. Что же нам теперь делать?
– Да, что нам делать? – повторил Сальватор. – Кроме того, что у меня нет ничего, чем бы можно было пробить стену, меня обвинили бы еще во взломе, и это стоило бы мне пяти лет каторжных работ. Это, конечно, не входит в наши намерения, мой добрый Брезиль. Но однако, мой добрый друг, я так же, как и ты, вероятно, хотел бы осмотреть этот парк. Мне кажется, что мы тут что-нибудь найдем.
Рычание Роланда, или, лучше сказать, Брезиля как бы подтвердило эти слова.
– Ну, хорошо, Брезиль, это самое лучшее, – сказал Сальватор, забавляясь как артист и наблюдатель. – Поищи сам какое-нибудь средство, потому что ты сердишься. Я жду, Брезиль, я жду!
Брезиль, казалось, не пропустил ни одного слова из того, что говорил его хозяин, и, будучи сам не в состоянии найти способ проникнуть в парк, он указал его.
Он подался назад и бросился вперед с такой силой, что лапы его достигли верхушки стены.
– Ты сама мудрость, мой милый Брезиль! – сказал Сальватор. – Ты совершено прав. Незачем проламывать стену, когда можно перелезть через нее. Возьмем ее приступом, мой добрый пес, ступай первым. Ты, как мне кажется, у себя, и ты должен меня понимать! Ну, скачи! Гоп-ля!..
И своими руками, которыми, как мы знаем, он так энергично расправлялся с Жаном Быком в первой главе этой истории, Сальватор приподнял собаку-великана до верха стены так же легко, как маркиза или герцогиня приподнимает кингс-чарльза к своим губам.
Таким образом собака дотянулась передними лапами до верха стены, но ей нужна была точка опоры, чтобы перескочить через нее.
Тогда Сальватор наклонил голову, уперся в стену, поставил лапы собаки на свои плечи и снова проговорил:
– Скачи, Брезиль, скачи!
Брезиль перескочил.
– Ну, теперь и я полезу.
Укрепив ружье на плече, он подскочил к стене, уцепился за нее руками, затем, помогая себе коленями, достиг того, что с ловкостью, доказывавшей его привычку к гимнастике, сел верхом на стену.
В это самое время он услыхал стук лошадиных копыт и увидел быстро подъезжавшего всадника в плаще.
Этот всадник ехал тоже вдоль стены.
Сальватор перевесился своим телом на сторону парка и держался удивительной силой своих рук, только голова его была видна над стеной. Дерево бросало на него свою тень и мешало всаднику его видеть.
В то время, когда всадник проезжал в четырех шагах от него, луна светила полным светом, и Сальватор смог рассмотреть черты лица молодого человека лет двадцати девяти или тридцати. Они поразили его. Он откинулся назад, соскочил со стены и упал рядом с Брезилем.
– Лоредан де Вальженез!
Затем, после недолгого молчания и неподвижности, непонятных для нетерпеливого Брезиля, он прибавил:
– Черт возьми! Что делает тут мой милый кузен?..
X. Парк, в котором уже давно перестал петь соловей
Сальватор прислушивался, пока не смолк конский топот, затем осмотрелся вокруг.
Он был в громадном парке, в самой запущенной его части.