Могикане Парижа

– Кармелита вернулась сегодня в Париж. Мы с Лидией и Региной наняли ей хорошенькую квартирку, чтобы ей не о чем было беспокоиться, и перенесли туда всю мебель из павильона Коломбо. Мадам Маран даст сегодня большой бал: Регина венчается или, вернее сказать, обвенчалась сегодня утром. Для Кармелиты было бы печально одной провести вечер, и с твоего позволения…

Сальватор остановил ее слова поцелуем.

– Я отправилась бы к ней, – продолжила она, улыбаясь.

– Ступай, дитя мое, ступай.

Несмотря на это позволение, руки Фражолы, обвивавшие шею Сальватора, сжались вместо того, чтобы разжаться.

– Ты хочешь еще что-нибудь спросить? – сказал молодой человек, улыбаясь. – Говори!

– Кармелита все еще страшно печальна, и мне кажется, что если бы я рассказала ей такую же печальную историю, как и ее собственная, может быть, это ее утешило бы.

– А какую историю хотела бы ты рассказать твоей бедной подруге, моя дорогая?

– Мою.

– Рассказывай, дитя мое, рассказывай.

– Благодарю.

– А где живет Кармелита?

– На улице Турнон.

– Что же она будет делать?

– Ты знаешь, у нее чудесный голос.

– Ну, и что же?

– Она говорит, что только одна вещь может, если не утешить ее, то сделать возможной жизнь.

– Она хочет петь? Она права: пенье разбитых сердец особенно хорошо. Скажи ей, что я позабочусь о том, чтобы найти ей учителя пения. Я знаю, какой ей нужен человек, он у меня есть.

– О! Ты, как Фортунат, историю которого ты мне рассказал и у которого в кошельке было все, что он желал.

– Пожелай чего-нибудь, Фражола.

– О! Ты хорошо знаешь, что я хочу только твоей любви.

– И она принадлежит тебе.

– Я хочу только сохранить ее.

И молодая девушка, вспомнив, что Сальватор просил ее поторопиться, поцеловала его и пошла на кухню, а он вошел в спальню.

Через десять минут они оба вошли в столовую. На Сальваторе был охотничий костюм.

Фражола посмотрела на него с удивлением:

– Ты отправляешься на охоту?

– Да.

– Я думала, что охотничий сезон кончился.

– Он, действительно, кончился. Но я отправлюсь на охоту, которая всегда существует, – на охоту за правдой.

– Сальватор, – сказала Фражола, слегка побледнев, – если бы я не верила в провидение, я ни минуты не была бы спокойна, видя, какую странную жизнь ты ведешь.

– Ты права, – согласился Сальватор с торжественностью, которую иногда замечали в нем. – Мне покровительствует Господь, и тебе нечего бояться. Я отправляюсь с Роландом.

– О! Тогда я совершенно спокойна.

Оба сели за стол, обмениваясь улыбками. Во время обеда Сальватор старался удалить Роланда, но у него сорвалось имя Брезиль, и это заставило собаку радостно запрыгать.

– Брезиль? – спросила Фражола с удивлением. – Как Брезиль?

– Да, я узнал о юности нашего друга, – сказал, смеясь, Сальватор. – Он звался прежде Брезилем. Ведь думаешь же ты, что я, прежде чем назваться Сальватором, имел другое имя, а прежде чем стать комиссионером, имел другую профессию. С Роландом то же, что и со мною, – каков господин, таков и слуга.

– Ты так же таинственен, как романы д'Арленкура.

– А ты так же хороша и прелестна, как героини Вальтера Скотта.

– Буду я знать историю Роланда?

– Конечно, если он ее мне расскажет.

– Как?! Если он тебе расскажет?

– Да, ты ведь знаешь, что я иногда разговариваю с Роландом.

– Рассказал он что-нибудь тебе о том, что с ним случилось?

– Он сказал мне, что его зовут Брезилем. Не так ли, Роланд, ты ведь сказал мне, что тебя зовут Брезилем?

Роланд раза два или три прокрутился около него, точно желая поймать свой хвост, и весело залаял.

– Знаешь ли ты, куда мы идем, Брезиль? – спросил Сальватор.

Собака заворчала.

– Да, ты угадал.

– Найдем ли мы то, что ищем, Брезиль?

Брезиль опять заворчал и вместо ответа направился к двери, поднялся на задние лапы и стал царапать филенку.

Если бы он ответил Сальватору: «Иди за мною», эти слова не были бы выразительнее.

– Ты видишь, – сказал Сальватор, – Брезиль ждет только меня… Итак, до завтра, моя дорогая. Исполняй твою роль утешительницы, а я, может быть, исполню мой долг мстителя.

Эти последние слова заставили вторично побледнеть Фражолу, но Сальватор догадался о ее страхе только по более нежному, чем обычно, поцелую и более выразительному пожатию руки.

Семь часов пробило на башне Нотр-Дам, когда Сальватор вышел на улицу.

Брезиль шел в двадцати шагах перед ним.

В это время, несмотря на то, что оно так близко к нам, было только три способа сделать путешествие в пять лье: пешком, верхом или в карете.

Только в далеком будущем цивилизации виднелся дым железных дорог…

Идти пешком в Жювиси было упражнением для здоровья чиновника, но для такого человека, как Сальватор, привычного к ходьбе, это упражнение не доставляло удовлетворения.

Охотник всегда смешон на лошади, в особенности на наемной. Сальватор и не думал о том, чтобы ехать верхом.

На площади Пале де Жюстис, напротив виселицы, где выставляли приговоренных к клеймению, стояло что-то вроде брички или кареты.

Сальватор хорошо знал кучера этой кареты, а возница, со своей стороны, прекрасно знал Сальватора. Они скоро сторговались за пять франков.

Сальватор мог располагать каретою для себя и для своей собаки на всю ночь.