Модельер

Если бы Влад продолжил рассуждать на эту тему, он вспомнил бы непролазные трущобы, тёмный, неостановимо дряхлеющий лес, где побывал он во время своих странствий по городу. И нет возможности свалить всё на время, потому как возведены эти чудовища относительно недавно, возведены уже старыми, так, что люди, которые вынуждены там селиться, какое-то время спустя ходят по лестнице с потухшими глазами, не здороваются в лифте и двери в порыве отчаяния исписывают руганью. Те парадные нельзя даже назвать парадными — самое громкое для них наименование — подъезды.

Такие дома вроде бы никто не строит. Никто не хочет брать за них ответственность. Как беспризорники, появляются они тут и там, тянутся ввысь, пытаясь ухватиться за стрелу подъёмного крана, покачаться на ней, точно на турнике. И каждый говорит: «это не моё. Живите там сами». Но жители всегда находятся. Потому что тех, кому всё равно, гораздо меньше, чем тех, кому есть дело до…

Возможно, если бы он был архитектором, с чертёжного его стола сходили бы именно такие произведения. Разве что, в порыве самоиронии, он пририсовывал бы к своим творениям рожки.

За день до вылета Юля поймала его в мастерской. Загородила дорогу: Влад уже забыл, какой она может быть большой: такой, что даже Рустам казался лысым карликом, а дверные проёмы, в которые она неожиданно помещалась, волшебными мышиными норами.

— Ты полагаешь, всё готово?

— Нет. Там ещё полно работы.

— Так какого чёрта ты уезжаешь?

Влад дипломатично жмёт плечами.

— Мне это уже не интересно. Я свою часть работы сделал.

— Сделать свою часть работы — для тебя значит от неё отказаться?

Влад сглотнул.

— Я отказался от неё честно, уже достаточно давно. А сейчас просто помогал Рустаму.

— И тебе всё равно, что он сделает с твоими вещами?

— Всё равно. Они не мои. Я же от них отказался.

Юля видит, что разговор идёт по кругу. Она вздыхает: и она, и Влад понимают, что в следующий раз увидятся очень нескоро, при неясных пока обстоятельствах. Она обнимает его, аккуратно, как-то по-детски, и Влад вдыхает аромат волос, чувствует дыхание на своей шее, клокочущие в груди всхлипы.

— Тогда иди, — говорит она. Влад выше на полторы головы, но Юлия отодвигает его, как шахматную фигурку.

В аэропорт она, конечно, провожать его не поедет. Юля настоящая северная воительница, готовая сломаться ради дорогого ей человека, но те, кто идут против её воли, почувствуют всю тяжесть разочарования этой женщины.

Медленно, пробуя ногами ступеньку за ступенькой, как будто это последние холодные ступени в его жизни, Влад спускается и видит за дверью смолящего сигарету Рустама. Будто бы он выпрыгнул из окна; на самом деле, кому, как не ему знать все местные чёрные ходы и служебные лестницы, но Влад всё равно поднимает голову и смотрит, не осыпался ли где-нибудь с ветвей снег.

Здесь чахлые берёзы, облепленные снегом: совсем скоро он станет влажным. Двор в отпечатках собачьих лап: вполне возможно, многочисленные заблудшие души, что обернулись в нынешней жизни стаями косматых городских волков с грустными глазами, почитают это место за какое-нибудь своё святилище. Святилище говяжьих костей, которые вахтёрша, быть может, выносит им по утрам. Это затерянный в сердцевине жилого квартала дом, страшный и бурый, и, как будто бы, тоже косматый в подтёках краски и сосульках; когда-то это была школа, теперь же большая часть помещений пустует, а оставшиеся занимают всякие мелкие конторки, вроде рустамового филиала китайской фабрики.

— Юлии нужно побыть одной, — говорит он.

Влад молча проходит мимо, присаживается на лавку, не сметя с неё снег. Корма юлиного драккара несуразно высовывается из-за забора. В отражении стёкол плывут облака — как они туда попали из-за сетки из голых ветвей? — и кажется, будто он покачивается на волнах.

— Ну что, приятель, всё-таки уезжаешь?

— Я ненадолго, — смутился Влад.

Рустам стряхивает пепел. Он в свитере и ботинках с развязанными шнурками. Без шапки; от головы, будто от кастрюли с горячими щами, поднимается пар. Брюки в нитках и лоскутах — как, впрочем, всегда.

— В последнее время ты слишком много говоришь «нет».

Влад задумался. Руки начали подмерзать, и он втянул их в рукава.

— Люди слишком много от меня хотят. Себе я говорю «да», и я всегда так делал. Жалко, Юля не знакома с моим отцом. Они бы прекрасно спелись.

— В чём же?

Рустам поднимает брови.

— Во взглядах на моё воспитание.

— Ты уже достаточно взрослый.

Влад кивнул. Поднялся на ноги, протянул руку Рустаму.

— До встречи… когда-нибудь, где-нибудь. Я надеюсь, в следующий раз буду куда более сговорчивым.

Рустам улыбнулся. Пожатие его было сухим и крепким. Влад вспомнил дни, когда они просиживали, каждый за своим столом, за заказами, иногда простыми, иногда мудрёными, но решаемыми, потому что пришли они не из твоей головы и отвечать, следовательно, перед самим собой не за что, и передавали друг другу огромную кружку с чаем.