Модельер

— Ты придумываешь замечательные вещи, мой мальчик. Но носить их невозможно. Подумай над этим. Тем самым ты говоришь «нет» всем своим клиентам. Распрощайся с этим словом раз и навсегда. «Да, но…» звучит гораздо демократичнее. Мир сейчас состоит из компромиссов, и менять его нужно тоже компромиссами.

— Когда я вернусь с новыми идеями, — сказал Влад, — мы его изменим.

— Не хлопай ушами, — напутствовал его Рустам.

Хлопнула дверь, прогнав с ближайшего куста воробьёв. Влад прошёл мимо машины, попробовав на прощанье, как холодит кожу металл, и отправился туда, где грохотал в потоках теплеющего с каждым днём ветра и выхлопных газов трамвай. Завтра он впервые пожмёт руку бледной, усталой Москве. Пожмёт — и тут же распрощается, чтобы сказать «привет» другому континенту не опосредовано, водя пальцем по руке, а передав этот «привет» из рук в руки, вдохнуть чужого воздуха и хотя бы краешком глаза взглянуть на чужую жизнь.

Савелий, должно быть, клял тот день, когда соблазнил его сделать татуировку. Лев был шаманом, возможно, последним оставшимся на свете татуировщиком, делающим ритуальные рисунки. Набитая им магия вполне, по убеждениям Зарубина, могла менять человеческие судьбы, да и Влад, хоть и зашёл чуточку глубже в реку, по которой Лев молчаливым Хароном двигал лодку своего любимого дела — всё равно не замочил даже бёдер. Бедный Сав уверен, что песни далёкого континента, попав в кровь, тянут теперь Влада к себе. «Если бы они и вправду звучали в моей голове…» — думал, покачиваясь в неспешном городском транспорте, в таблетке, которая странствует по пищеводу Питера, Влад. А потом внезапно вспомнил: «Тебе это нельзя!»

Постойте-ка, что нельзя? Откуда взялась эта фраза?

Он задумался, и в памяти всплыла душная полутёмная комната, жужжание машинки, вкус чая с цитрусовыми. И голос Льва, который говорил про обречённость и предлагал заразить его, Влада, смертельной болезнью. Интересно, он всем своим клиентам такое предлагает?..

— Я не теряю. Я бегу за своим временем, — пробормотал он.

Африка полна опасными болезнями, и я — сказал себе Влад, — не хочу получить свою так бездеятельно.

Почему именно этот континент? Влад не соврал Саву. Он на самом деле смотрел передачу про американского путешественника, который в семидесятых бродил по полной опасностей земле и делал фотографии, что расползутся потом по периодическим изданиям по всей Земле. Военные репортёры — бесстрашные люди. Они готовы на всё, чтобы сформировать собственное мнение с тем, чтобы в дальнейшем передать его людям. Но прежде всего, конечно, сформировать. Они не пользуются вторичным продуктом, каковым являются несвежие уже, полежавшие у кого-то за пазухой данные. Если бы Влад не стал закройщиком, он, может быть, пошёл бы в репортёры.

«Если бы чуть больше любил людей и был бы немного более решительным», — неизменно делает оговорку Влад.

Он едет в Африку не в качестве репортёра — там уже всё давно исхожено, осталась работа только для социологов, неизменно подсчитывающих количество умерших от лихорадки в минувшем году, да грифов. Все прогрессивные репортёры давно убрались оттуда и сейчас греются где-то у горячих точек. Быть может, жарят там, над огнём артиллерии, сосиски. Он едет в Африку, чтобы уяснить некоторые важные для себя вещи. И прежде всего, уяснить, что это за вещи.

* * *

Всю жизнь Влад прожил в Питере. Смешно, но о мире за пределами городских окраин он знал только из интернета и телепередач, по рассказам одноклассников, которые мотались с родителями в Тайланд, Финляндию или более экзотические для летнего отдыха места — например, в Ирландию. В детстве у него была навязчивая идея — что, если того мира не существует? Существует только этот город, накрытый крышкой из голубого хрусталя, под которой взрослые рассказывают детишкам байки о городах посреди жарких пустынь, о водопадах и горных деревушках. Просто так, чтобы им не так грустно жилось. Байки об огромных летающих машинах, что возят людей на другие континенты. Любой здравомыслящий человек почует здесь подвох — как может что-то лететь, не махая крыльями и ни на что не опираясь?..

И вот сейчас он сидит в такой же.

Да-да, Влад первый раз готовился полететь на самолёте! В его голове, как на палубе космического корабля или на капитанском мостике корабля обычного, сейчас собрались все первооткрыватели прошлого и будущего. Обивка сиденья цеплялась за него крошечными лапками без коготков — спина ощутимо вспотела.

Влад сидел возле прохода. Место возле иллюминатора занимал отчаянно смуглый мужчина. Он спросил что-то на чужом языке: это звучало, как крик большой редкой птицы. Собственно, мужчина и выглядел, как редкая птица.

Влад покачал головой, и мужчина спросил по-русски:

— Первый раз?

Влад покивал, внимательно разглядывая собеседника. Тот был в брюках и простой белой фланелевой рубашке. Из мокасин, похожих на каноэ, на время полёта выползли ноги, одетые в столь же белые, как и рубашка, носки. На голове кепка, из-под которой выбирались чёрные кудри. Кажется, он предпочитал расческе головной убор в любых обстоятельствах.