— Да ради бога, — проворковала Юля, расплываясь в улыбке. Смерила ласковым взглядом сгрудившихся возле двери манекенов: так пришедшая в приют усыновлять ребёнка женщина наблюдает за резвящимися во дворе цыганятами. — А вообще, они достаточно милые. Мы можем поставить несколько штук в бутике, в качестве постоянной, так сказать, экспозиции.
— Объясни, что значит «не имеют смысла», — Зарубин вооружился воображаемой лопатой. Как близкий (и единственный) друг Влада, он задался целью исследовать эту загадочную почву до самых костей. — Что за… упаднические идеи? Ну я правда не понимаю.
Влад вздохнул.
— Люди смотрят телевизор.
— Так, — хором сказали Юля и Савелий.
У Влада было странное лицо — будто он пытался кроить сам себя.
— Я хотел показать им, как страшно это выглядит.
— Что конкретно? — Не понял Савелий. — Горбатая поза, или что?
— Да всё, — неловкая скованность осыпалась с Влада, будто штукатурка. Он выставил ладони перед собой, будто воздвигая какую-то преграду. — Всё, что происходит на экране и перед экраном. Вся эта фальшивая магия с пультом как с волшебной палочкой…
— Фальшивая магия, — повторил Савелий, будто бы пробуя фразу на вкус. — Тебе не всё равно, чем они занимаются дома? Да хоть дрочат, лёжа на диване.
— Они же только похлопают, — с горечью сказал Влад. — Похлопают, порадуются, а вечером снова прилипнут к экрану.
Савелий переглянулся с Юлей, та потянулась через пространство между креслами и легонько коснулась его руки.
— Ему не всё равно, — сказала она со значением, и Сав покивал.
А Влад внезапно продолжил:
— Все знают о своих недостатках, а о недостатках соседа или члена семьи — и того лучше. Рассказывать о них — только зря тратить время.
Он с ненавистью посмотрел через плечо на пластиковую армию, так, что Юля на миг испугалась, как бы после их ухода он не пошёл в магазин за канистрой с горючей жидкостью, чтобы раз и навсегда разрешить проблему со впавшими в немилость костюмами.
— Чем ты тогда будешь заниматься, дружище? — спросил Сав, и Влад пробормотал:
— Что-нибудь перекушу.
Юля вспорхнула с дивана и бросилась на кухню.
Оставшись без идеи, Влад вернулся в старую мастерскую, где он когда-то зачинался, как закройщик и модельер, к Рустаму. По случаю отсутствия новых моделей, над которыми нужно было работать, Рустам отпустил всех подмастерий по домам. Он очень спокойно относился к бездействию Влада, считая, что творческие люди имеют право на творческий кризис — то, ради чего Влад себя чуть ли не казнил, было для него нормой.
— Ты вырос, — сказал он Владу. — Я не могу больше называть тебя подмастерьем. А двум мастерам в одной комнатке — что двум котам одну коробку делить.
— Мой уровень ниже вашего.
— Плевать на уровень. Уровень есть у каждого второго: у тебя нет, у меня есть. Ну и что? У тебя есть фантазия и амбиции.
Рустам сегодня был на редкость разговорчивым. Он отложил работу и смотрел на Влада с благожелательной заинтересованностью. В другой раз — скажем, года полтора назад, — Влад постарался бы выжать максимум из хорошего настроения учителя. Но только не сегодня.
Влад уселся на стул, на котором он проводил в прошлом столько времени, и который теперь хранил тепло чьей-то чужой задницы. Сказал, спрятав ладони между коленей:
— Тогда я просто здесь посижу.
— Думаешь, высидишь себе идею?
— Не знаю.
Влад был слегка ошарашен таким поворотом разговора. Зачем? Почему его не могут оставить в покое? У всех своё видение творческого кризиса, и все стараются пробить в и без того идущем ко дну корабле по имени «Влад» парочку лишних дыр в надежде, что трюм заполнится идеями. Какие идеи, когда вокруг только солёная вода?..
А Рустам пустился в разглагольствования:
— Идеи носятся в воздухе. Их нужно ловить носом и ушами, а не выдавливать из обивки стула.
Влад хмуро ждал продолжения.
— Не понимаешь? — мужчина перешёл на более доступный язык. — Вот допустим кто-то придумал фигню. Сечёшь?
— Ну?