Модельер

Влада и пару-тройку других новичков поставили первыми. Но когда подошла его очередь, у Влада уже плохо получалось сдерживать волнение. Зарубин отошёл в подсобные помещения, чтобы проконтролировать, как приладят камеру, и включить её в общую сеть. Беготня была очень ему к лицу, Сав справлялся с ней важно, то отводя от себя мановением руки с пропуском взгляд секьюрити, а то вкручиваясь в неё, как штопор в винную пробку, становясь частью этой суеты. Влад хотел задуматься над тем, как изменило жизнь некоторых людей знакомство с ним, самым маленьким и самым незаметным в прошлом человеком на земле (равно как и они своим присутствием изменили жизнь его, Влада. Неизвестно, в более спокойную ли сторону, но в правильную, это точно), но мысли получались то сырыми, а то пережаренными, передержанными на огне, и он отложил это занятие до лучших времён.

Началось шоу. Объявили его фамилию: голос ведущего почти не слышен за шумами, которые наполняют залу. За сопением, разговором, смехом. Микрофон всего один, скорее всего это его держит на коленях Юлия. Влад слышит, как у неё бурчит живот.

Свет резали тонкие, как ножи, ноги манекенщиц. Всё знакомо: величественная «костяная царица», заляпанный настоящей грязью, но тонкий, и с легчайшим намёком на весну, «придорожный куст», «моя кровь» где кровь Влада рисовала прихотливые рисунки (то, первое платье осталось в подвале. В ремейке всё были за то, чтобы ограничится краской, но Влад сумел отстоять право собственной крови покрывать ткань), «затруднение дыхания» с узким и жёстким воротником, заставляющем держать голову всё время прямо, всегда прямо, как и полагается современной, жёсткой, как прут, женщине… Влад давал названия платьям просто, чтобы не запутаться, но теперь шептал их про себя, как старик, что повторяет имена давно покинувших его детей, о которых внезапно вычитал в утренней газете, как о молодых и перспективных талантах… Вот, кстати, и «новости»… кусок рукава уже оторвался, и, похоже, приклеен на прежнее место скотчем. Влад попытался вглядеться в лица манекенщиц, но ничего не разглядел: качество картинки оставляет желать лучшего. С каким чувством влезали они в его костюмы? Что испытывали? Гадливость ли, заинтересованность, или просто тупую покорность, которую, быть может, испытывали пластиковые его друзья в подвале. Эти, нынешние, совсем другие. У них есть характер и они не стесняются его проявлять.

Камера покачивалась над тощей грудью манекенщицы, обхватывая ногой тонкую её шею, и Влад будто бы чувствовал в потных ладонях, как напрягается кадык, когда она глотает. И через неё Влад впервые заметил, как реагируют зрители. Они привставали, тянули шеи, блестели окуляры биноклей…

Микрофон Юли открыл к нему дорогу бурному приливу аплодисментов.

— Почему вы все радуетесь? — бормотал Влад в экран. Забывшись, он хватал телефон и принимался названивать Саву, а тот жестами пытался донести в камеру, что не может ответить. Только не прямо сейчас.

— Почему они так странно реагируют? — спрашивал Влад своих пластиковых друзей. — Это же не похоже на ужас! Там (он вскочил, и бутылка, плюясь остатками жидкости, покатилась прочь) моя настоящая кровь! Если бы я сделал платье из туалетной бумаги, вы бы тоже радовались, а?

— Конечно, они бы радовались, — уверил его сутки спустя Савелий. — Ты же гений!

Он всё в том же пиджаке с бабочкой, только теперь порядком помятом. Значит, либо только с самолёта, либо ночевал у Юли.

— Это было волшебно… — он оттягивает веки. — Мне в глаза как будто насыпали стразов. До сих пор больно моргать.

Влад задумчиво копошится в носу. Слышен звук кофемолки: Юля готовит напитки. «Сегодня только кофе», — сказал Сав, едва появившись на пороге. — «А… просто мы с Юлькой и с о всеми теми милыми людьми вчера немного отметили. Были на — представляешь! — на светском вечере. Матерь божья, что там творилось!»

— Это было очень странно, — говорит Влад.

— Что же там странного? — Сав поднимает брови. Он расползся по креслу, и, чтобы собрать его обратно, наверняка потребуется метёлка и совок. — Ты имел возможность лицезреть гримёрку моделей. Было там что-нибудь этакое? А? Было? Переодевались они при тебе или нет?

— Этим ты нашего киборга из строя не выведешь, — с улыбкой басит Юля. Она, в отличие от Зарубина, более или менее свеженькая, успевает заниматься кофе и без конца одаривать Влада улыбками. — Уверена, он даже не смотрел…

Сав казалось, готов был захлопать в ладоши проплывающим в голове воспоминаниям.

— Хоть я и люблю женщин… порыхлее, две-три цыпочки там были просто загляденье!

— Это мне они так хлопали?

— Ты им понравился, — сказала Юля осторожно. Водрузила на столик чашки и кое-какие сладости. Она смотрела на Влада с подозрением, словно предчувствовала подвох. — Всё-таки ты сделал большую ошибку, что не поехал лично.

— Они не должны были хлопать, — сказал Влад, и шлёпнул кулаком в раскрытую ладонь. — Это нечестно с их стороны. Это как хлопать на грустном фильме. На «Титанике», например, когда все вокруг гибнут.