Как написал Булгаков - "человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен". Мне всегда казалось, что это не очевидное утверждение. Проблема для кого создается? - только для окружающих. Для самого же человека скорее наоборот. Однако уточним - в цивилизованной стране вообще не очень важно, как умирать, а вот в некоторых - вы меня понимаете? - лучше бы как раз внезапно. Ну так вот, встречает меня официальное, судя по манерам, лицо, доброжелательное, но строгое, и спрашивает человечьим голосом, причем, чтобы мне было легче понять, частично по-русски, - кем я в свою бытность на Земле был и чем занимался. Каков был май бизнес и джоб? Отвечаю, что был физиком и социологом, и эти же науки преподавал. О - говорит - официальное лицо, эт хорошо, эт здорово, вы м-молодец! (Стругацких, значит, походя цитирует, чтобы мне страшно не было). Про физику и социологию мы с вами потом поговорим, побалакаем, перетрем и прочий семантический ряд, а вот что касается преподавания, то - к делу! Ведет он меня по коридору, распахивает дверь пинком правой ноги и вот - восемь студийных ламп сияют под потолком, доска, проектор, стол, стул, три камеры, сбоку пульт, за пультом деловитая ангелина, крылышки кокетливо сложены... и в маске она... да не как у Пелевина в последнем, который мне довелось прочесть, романе, а как при этом, как его, ну вы поняли, вирусе. Хотя у них тут, надо полагать, интернет есть, так что Пелевина моего любимого ишшо почитаем!
И говорит мне официальное лицо, что у нас-де, как у вас, многострадальных, тоже эпидемия, занятия посему в zoom"е ведем, а вот вам и студия, и вот вам техник и режиссер в одном симпатичном лице, под масочкой вам пока не очень видно, но вы уж мне поверьте, так что вот, ведите, солнышко мое, занятие, а ты, красавица, достопочтенного преподавателя в курс дела введи, он пять минут, как прибыл, помоги ему освоиться, понимаешь меня? И растворяется оно, официальное, неофициально в воздухе. Вот так.
Вводит меня техник и режиссер в одном симпатичном лице в курс дела за пять минут, веду я занятие, проходит час, подает мне мой симпатичный опекун и наставник знак, что перерыв надо бы сделать, ученики, чай, притомились, делаем мы с ней перерыв, лампы, что на потолке, выключаем, пьем taster choice с булочками, диодики на пульте таинственно перемигиваются, а булочки такие, что я уж не знаю, что слаще будет, и тут вваливается официальное, будь оно неладно, и сует мне бумагу с текстом. И пробегаю я до боли знакомые слова, написанные мною самим лет двадцать или тридцать назад, вот эти.