Мизантроп

               Помолчали, присматриваясь друг к другу. Насколько я понял, Манин был испуган не меньше меня. Не трудно было догадаться, что он пришел не по своей воле. Если повезет, я никогда не узнаю, какой компромат собрал на него Карачун. Лида принесла стул. Манин поблагодарил и сел. Если он ждал, что разговор начну я, то он ошибся. Говорить с ним мне расхотелось.

               Пауза затягивалась. Первым не выдержал Карачун.

               — Профессор сейчас расскажет о своем замысле. Не буду вмешиваться в ваш разговор, но хочу послушать, о чем вы будете спорить.

               — Лично я спорить не буду, — сказал я.

               Карачун рассмеялся.

               — Не выдержите. У вас склочный характер, Уилов!

               — Не люблю, когда мои идеи переустройства общества подвергают сомнению, — сказал Манин. — Не для того я согласился возглавить проект, чтобы потом выслушивать обвинения в некомпетентности, пусть даже и от такого заслуженного человека как Уилов.

               — Ничего, Манин, со временем привыкнете, — сказал Карачун укоризненно. — Начинайте свое повествование, не задерживайте нас!

               Я надул щеки и кивнул.

               Профессор поднялся со стула и выпрямился, готовясь прочитать лекцию, как привык это делать перед большим скоплением народа. Но быстро сообразив, что выступать ему придется только передо мной, снова сел, судорожно сжав руками края стула.

               — Очень скоро мир изменится самым решительным образом, — сказал Манин, стараясь, чтобы голос звучал зловеще. — Будут бесповоротно отвергнуты привычные принципы устройства общественной жизни. Девальвации подвергнутся не только деньги, но и само понятие власти. Последствия могут быть ужасными, не исключаю, что и катастрофическими.

               Сколько раз я слышал подобные утверждения. Не могу сказать, что они кажутся мне убедительными. Скорее, тревожными. Мне кажется, что произносящие их люди плохо представляют, что происходит с людьми, когда мир меняется. Но я промолчал, потому что Манин явно ждал, что я брошусь в бой, чего мне делать не хотелось. Пусть продолжает, мое дело — слушать.

               — Нам придется наблюдать за тем, как рушатся самые, казалось, могущественные государства и общественные организации.

               Я опять удержался от комментария. Не плохо было бы выяснить, чем он собирается наблюдать, после того, как все рухнет, и ему сплющит голову. Наверное, его голова и после этого будет повторять заученный текст.

               — Было бы непростительной глупостью делать вид, что нас это не коснется. Чувство самосохранения заставляет заранее подготовиться к предстоящему катаклизму, — продолжил профессор Манин.

               Стало интересно. О каком катаклизме идет речь? И как к нему готовиться? Из последних сил я заставил себя промолчать и на этот раз. Если дать человеку свободно выговориться, можно услышать много занимательного.

               — Прежде всего, нужно забыть о нравственности. Чем скорее удастся отделаться от постылой привычки по любому поводу вспоминать о милосердии, морали и совести, тем ярче и свободнее станет жизнь! Уже сейчас из культурной парадигмы смело вышвыривают устаревшие понятия. И это не должно нас беспокоить, наоборот, мы обязаны всеми своими силами и умениями содействовать разрыву с религиозными догмами.

               — Религиозными догмами? А они здесь причем? — не удержался я от реплики и, наверняка, сделал это зря. Дал профессору точку опоры для новых утверждений. Что-то подсказывало, что если бы я промолчал, Манин быстро бы выдохся. Но я сообразил это слишком поздно.

               — Как же! Мораль и совесть — поповские выдумки. Они мешают нам поступать по-человечески. А это значит, что мы сможем стать настоящими людьми, только вернув природное право действовать рационально, не стесняясь получать прибыль от каждого поступка.

               — А совесть мешает вам получать прибыль?

               — Мешает.

               — Каким образом?

               — Шепчет на ушко: «Не получай прибыль, поделись с обманутым тобой». Иногда мне не хватает силы воли не обращать внимания на голос совести. Считается, что сам с собой человек сумеет договориться. Но это далеко не всегда верно.

               — Насколько я понял, вы человек нерелигиозный, но признаете, что и у вас все равно возникают проблемы с совестью. Выходит, религия не виновата? Не пробовали отыскать другие причины?

               — А кто виноват? Пушкин, что ли? — спросил Манин сердито. — Родители решили сделать из меня примерного культурного человека. Сколько труда им это стоило — умолчу. Но культура пропитана религией. Мне ли этого не знать! Культура — продукт древнего культа, искусство — попытка привнести в нашу жизнь искусственные чувства и понятия. Чтобы стать настоящими людьми, мы должны отбросить устаревшие символы, которые придуманы лишь для того, чтобы ограничивать деятельность людей. В первую очередь ложную мораль. Совесть — всего лишь жалкий пережиток поповского воспитания.

               — Но без морали жить невозможно. Нужен фильтр, который бы отделял плохое от хорошего, доброе от злого, больное от здорового.